Этот крик неожиданным образом вдохнул в Кот волю к борьбе, и она принялась карабкаться навстречу ему вверх по черной лестнице — словно ныряльщик, который рвется к поверхности моря, преодолевая притяжение глубины. Пронзительный жалобный вой, монотонный и холодный, как арктическое течение, несущее в себе тонкие иглы льда, выстудил ее тело до самых костей и лишили члены гибкости и чувствительности. Огромное желание закричать вместе с Лаурой охватило Кот; так начинают выть собаки, заслышав вой страдающей товарки. Она отчаянно нуждалась в чем-то, чтобы выразить абсолютное бессилие человеческого существа, заброшенного в населенную бездушными и мертвыми звездами вселенную. Чтобы справиться с этим внезапным побуждением, Котай пришлось собрать все свои силы.

Лаура все кричала наверху и звала мать, хотя не могла не знать, что Сара мертва.

«Мама! Ма-ма! Мамочка-а-а!!!» — разносилось по дому, и Кот похолодела, поняв, что страдания и боль низвели Лауру до положения зависимого маленького ребенка, который ищет спасения только в надежности материнской груди и в звуке сердцебиения, знакомого еще по девяти месяцам пребывания в уютной и сырой мгле.

И вдруг наступила тишина. Неожиданная и страшная.

Кот, остановившаяся на площадке между первым и вторым этажом, с удивлением осознала, что крик в тысячу саженей глубиной заставил ее замереть неподвижно. Ноги подгибались, а мышцы на икрах и бедрах дрожали так, словно она только что закончила марафонскую дистанцию. Казалось, еще немного, и она упадет.

Тишина, означавшая конец всяких надежд, подействовала на нее еще сильнее, чем крик. Под гнетом ее, словно под тяжестью стальной короны, Котай склонила голову, опустила плечи и съежилась.

Самым простым было бы опереться спиной о стену, сползти на пол, отложить нож и свернуться калачиком, чтобы не слышать этой жуткой тишины, чтобы не думать и не знать. Дождаться, пока он уйдет, дождаться, пока появится кто-нибудь из родственников или знакомых, обнаружит тело, вызовет полицию и позаботится обо всем.

Но вместо этого Кот заставила себя подниматься дальше, задержавшись на площадке всего на несколько секунд. Сердце билось так сильно, что каждый удар, казалось, способен был сбить ее с ног, руки дрожали так, что зажатый в побелевшем от напряжения кулаке нож выписывал в воздухе восьмерки и замысловатые кренделя, и Кот даже подумала, хватит ли ей силы, столкнись она с убийцей, действовать достаточно эффективно.

Но все эти пораженческие мысли больше пристали человеку, привыкшему проигрывать, и Кот немедленно возненавидела себя за них. За последние десять лет она воспитала в себе победительницу и не собиралась легко сдавать позиции, завоеванные с таким трудом.

Старые деревянные ступени громко возмущались и стонали под ее ногами, но она двигалась быстро и не обращала внимания на шум. Вне зависимости от того, жива ли Лаура или уже нет, убийца, скорее всего, поглощен своей игрой и вряд ли услышит что-либо, кроме громового шума крови в ушах да голосов, которые говорят с ним в минуты, когда он держит в руках чужую жизнь.

Она шагнула на площадку второго этажа. Подгоняемая страхом за Лауру и отвращением к самой себе и к собственной слабости, проявленной несколько мгновений назад, Кот быстро миновала закрытую дверь гостевой комнаты и, не задержавшись даже перед изгибом Г-образного коридора, заторопилась мимо полуоткрытой двери хозяйской спальни, из которой продолжал литься янтарно-желтый спокойный свет. С обеих сторон ее окружал сад полинявших роз, гнев перерос в яростное бешенство, и Кот, потрясенной собственной отвагой, на мгновение показалось, что она не бежит по мягкому ковру, а скользит по ледяному желобу, ведущему прямо к отворенной двери спальни Лауры. Колебания оставили ее, рука с ножом перестала дрожать и уверенно поднялась вверх, чтобы нанести смертельный, яростный удар.