— Посиди пока. Я приготовлю кофе.
Комнату наполнили звуки «Маленькой ночной серенады» Моцарта. Летиция вздохнула от удовольствия и закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла. Когда она подняла веки, перед ней стоял Энтони с подносом. Летиция покраснела: оказывается, она отбивала такт обеими руками.
— Ты тоже любишь музыку, — заметал Энтони, поставив поднос на стол и усаживаясь на краешек скамеечки.
Летиция отодвинула ноги в сторону, освобождая ему место.
— Да. И ты тоже, как я погляжу. Та кассета с тибетской музыкой просто чудо! Мне кажется, эти мелодии до сих звучат у меня в голове.
Энтони рассмеялся и разлил кофе. Затем открыл бутылку коньяку и плеснул его в чашки. Летиция сделала большие глаза, но приняла чашку.
— Что, у меня такой вид, будто я нуждаюсь в сильном подкрепляющем средстве?
— Ты выглядишь уже лучше, — ответил Энтони. — Не такой загнанной.
Летиция состроила гримасу и отпила кофе.
— Тебе приходилось быть сильной слишком долго, насколько я понимаю, — продолжил Энтони. — Так что реакция вполне естественная.
— Может быть.
Она откинула голову на спинку кресла.
— Как твоя фирма? — спросил Энтони после паузы.
— О, процветает, так что я наняла еще швей и закройщиц… — Летиция неожиданно замолчала и спустя секунду воскликнула: — Мне же завтра вставать на заре! У меня встреча назначена на девять утра!
— Ничего страшного, успеешь, — заверил ее Энтони. — Послушай, я буду в Лос-Анджелесе в пятницу вечером. В Музыкальном центре будут играть Мендельсона. Пойдешь со мной?
— Ты поедешь в город только ради концерта? — изумилась Летиция.
— Нет. Есть еще кое-какие дела. Ну так? — приподнял бровь Энтони.
— С удовольствием.
— Тогда я заеду за тобой. Начало концерта в восемь, поэтому…
— Давай пообедаем в шесть, — прервала его Летиция. — У нас будет куча времени.
Неожиданно она зевнула и удивленно посмотрела на свою чашку с кофе.
— Пора в постельку, — заметил Энтони, поднимаясь. — Выдать тебе футболку в качестве ночной рубашки?
Летиция осмотрелась.
— Да нет, не стоит, у меня есть вот это.
И она взяла со спинки кресла большой светло-кофейного цвета кашемировый платок, без которого редко выходила из дому.
— Но это же шарф… — удивился Энтони.
— Нет, не шарф и не шаль, а платок, — возразила Летиция. — Чуть ли не самая полезная и красивая вещь в моем гардеробе. — Тут она взмахнула платком. — Семьдесят процентов кашемира и тридцать — шелка. Если женщина следит за модой, ей не обойтись без такого платка.
— Верю. Но все равно не понимаю, как ты собираешься в нем спать.
— Намотаю, как саронг. — Летиция снова взмахнула платком и обернула его вокруг себя. — Примерно вот так.
Энтони не проронил ни слова. Но когда Летиция подняла взгляд от платка и посмотрела ему в глаза, то сразу догадалась, о чем он думает. Энтони представлял ее в одном платке, безо всякой одежды.
Летиция сняла платок и аккуратно сложила его.
— Извини. Я опять не подумала, — произнесла она, ощущая, как краска заливает щеки и как по спине бегут мурашки.
Энтони по-прежнему молчал. Однако Летиция не могла не чувствовать силы их взаимного притяжения: воздух, казалось, звенел вокруг них. Темная прядь, упавшая на лоб, морщинки на лице, шрам над бровью, великолепное тело, память о прикосновениях его рук — все это заставило неровно вздыматься грудь Летиции. |