Мы с Генти будем заботиться о нем так же, как всегда заботились о Николасе. А вы будете свободны, у вас будут развязаны руки. Разумеется, вы сможете приезжать, когда захотите, навещать вашего сына или дочь. Мы не станем вас разлучать, наша цель – благо малыша…
Ольга изо всех сил ухватилась за перила крыльца какого-то магазина. Все тело ее свело судорогой, вдоль позвоночника поползла струйка пота.
В словах миссис Бериши была своя правда. Конечно, ребенку лучше будет расти в спокойной обстановке, в любви и тепле. Конечно, ему ни к чему видеть то, что порой случается в жизни Ольги. А семья Бериша, разумеется, откроет перед ребенком самые блестящие возможности. К тому же у Ольги были большие сомнения относительно того, что она вообще способна быть матерью.
Но все эти соображения перекрывались воспоминаниями о нищей, одинокой, неприкаянной жизни у мамы Люды. О насмешках: «Сирота без роду, без племени, подкидыш, кому ты нужна!» Единственное дорогое воспоминание о детстве – как мать играет с ней, обнимает, ласкает, бегает наперегонки – Ольга хранила, как бесценное сокровище, но редко позволяла себе извлекать его из глубин памяти, чтобы не раскисать.
Нет, она сама жила сиротой и никого не обречет на эту участь.
– Нет! – твердо произнесла Ольга. – Нет. Ребенок будет расти со мной.
И тут уже не сдержалась, хрипло застонала и согнулась, когда тело пронзил очередной приступ боли. Миссис Бериша отреагировала мгновенно:
– Спокойно! Спокойно, моя дорогая, без паники. Началось.
– Как началось? – охнула Ольга. – Еще две недели.
– Видно, сыну Николаса не терпится сунуть свой любопытный нос в этот мир, – улыбнулась миссис Бериша, уверенно ведя ее сквозь толпу к стоянке такси. – Весь в отца.
А Ольга еле слышно шепнула ей в спину:
– Дочери…
Они еще не говорили родителям Николаса о том, что родится дочь.
В такси миссис Бериша, мгновенно утратившая всю свою аристократическую холодность и величавость, отирала Ольге пот со лба, позволяла вцепляться во время схватки в собственные покрасневшие и распухшие руки и ласково журчала над ухом:
– Все хорошо, все хорошо, милая. Не волнуйся, время есть. Все в порядке, в клинике нас уже ждут.
– Позвоните Николасу, – успела крикнуть Ольга уже в приемном покое больницы, когда медицинская бригада подхватила ее и повезла в родильное отделение.
А через несколько часов Николас Бериша, не в силах сдержать слезы умиления и восторга, уже прижимал к груди крохотную девочку в натянутой на лысую головку розовой трикотажной шапочке. Ольга, изможденная, усталая, но при этом взбудораженная эндорфиновым выбросом, наблюдала за ними сквозь полуприкрытые веки. Малышка жевала пухлыми губами и щурила на Николаса пока бессмысленные мутные глазки.
– Она похожа на тебя, – шепнул тот, опускаясь с ребенком на руках на край Ольгиной кровати. – Такая же красавица.
– Не выдумывай, – отмахнулась Ольга. – Она – вылитая ты. Надеюсь, и характером тоже.
Тут малышка сморщила маленькое круглое личико и разразилась ревом, то ли подтверждая слова матери, то ли решительно протестуя против них. Николас совершенно растерялся. Вскочил, затряс ребенка, принялся напевать что-то.
– Дай ее мне, – попросила Ольга.
И, приняв сердитую малышку на руки, приложила ее к груди, где та мгновенно успокоилась.
– Как мы ее назовем? – спросил Ник, завороженно глядя, как дочь упорно, жадно сосет молоко.
И Ольга ответила:
– Мария… Маша…
С того дня прошло больше года, а Ольга до сих пор была не уверена, что из нее получилась хорошая мать. |