Почувствовав, что он не расположен развивать эту тему, Блисс решила, что настал момент всерьез затронуть проблему, мучившую ее еще со времен возвращения из Парижа.

– А ты заметил, что знаешь обо мне почти все? Тогда как я о тебе, напротив, ничего не знаю.

Шейн внутренне напрягся. Он постоянно ожидал этого вопроса.

– Ну, это не совсем так. Всего я тоже не знаю. К примеру, не знаю имени парня, с которым ты впервые поцеловалась.

– Пожалуйста – Билли Робертс. Это было во втором классе, он схватил меня на школьной игровой площадке и не выпускал с карусели, пока я его не поцеловала.

– Украденный поцелуй – не в счет. – Раскачиваясь взад и вперед на каблуках, Шейн с удовлетворением наблюдал заблестевшие огоньки в ее глазах. – Малышу повезло. В наши дни его бы привлекли к суду за сексуальное домогательство. Итак, какому же счастливцу был подарен твой первый поцелуй?

– Его звали Андре Робишо. В старших классах я была влюблена в него до безумия.

– Действительно счастливчик. А что с ним теперь?

– Женат, у него четверо детей. А я – крестная мать его младшей дочери.

Шейн вновь невольно подумал о необычном женском характере: она была способна не только оставаться хорошим другом предмету своей первой любви, но и дружить с его женой. Пожалуй, они с Блисс представляли собой полную противоположность и совершенно не подходили друг другу. По-видимому, она с благодарностью лелеяла в памяти старые знакомства и привязанности, наслаждаясь ими, точь-в-точь как собирала и лелеяла старинные безделушки. Еще он подумал, что она всеми корнями проросла в горячую, влажную землю своей родины и невозможно представить, что когда-нибудь согласится ее покинуть.

А вот он, напротив, из тех, кто не способен долго оставаться на одном месте… и с одной женщиной. В этом Шейн привык считать себя точной копией своего отца. Да и Рорк принадлежал к тому же типу – во всяком случае, покуда странным образом не увлекся помощницей прокурора, мастерицей по шитью занавесок.

Да, жизнь сделала его циником, опыт прожитых лет отучил доверять кому бы то ни было, за исключением, пожалуй, собственных братьев. Блисс же, несмотря на непростое детство, неудачи в личной жизни, была полна щедрого стремления одаривать людей своим доверием.

– Насколько я понимаю, этот Андре и был твоим первым любовником?

– Ну… вообще-то моим первым любовником был Алан. – Она помолчала. – И значит, ты будешь вторым.

Так вот он, недостающий штрих, вот этот тревожный и раздражающий сигнал, который то и дело посылала ему неожиданно взбунтовавшаяся совесть. Единственным честным выходом из создавшегося положения было бы немедленно прекратить этот неприличный фарс.

– Если так, то, видно, все мужчины Нью-Орлеана слепы или не в своем уме.

– Ни то, ни другое. – Счастливо вздохнув, она посмотрела ему прямо в глаза. – Просто я ждала человека, которого смогу полюбить.

Полюбить! Простое слово обрушилось на него, придавив, точно камнем.

– Послушай, Блисс… – Впервые в жизни он, Шейн О'Мэлли, человек, чей род занятий требовал гладкой речистости, не сумел подобрать нужные слова.

– Прости… – Протянув руку, она нежно дотронулась до его щеки. – Я вовсе не собиралась ничего такого рассказывать. Во всяком случае, до того как… – Ей действительно не хотелось спугнуть его раньше времени. Она подозревала, что он сможет поднять ее на высшую ступень сексуального наслаждения, дать ей то, что Алан не сумел довести даже до мало-мальски волнующего переживания. – Но когда ты честно признался, что не можешь предложить себя навеки, я поняла, что мы с тобой очень похожи.