Нет, все-таки не люди. Лиса Кларисса и котофей Базили.

Прикинувшись плотничными сослуживцами Папы Карлоло, - которого они, между прочим, и в самом деле иногда встречали вблизи вокзальной ночлежки и даже не единожды осматривали его и без того стерильные в плане денежной массы карманы, - данные звере-товарищи решают проделать аналогичную краже- операцию и с дерево-отпрыском Карлоло - Бурротилло. Для зачина - и для общего изящества замысла - они заманивают наивного геномодифицированного мальчиша в кегель-бар, где для начала закатывают пир горой, а после, и по сговору с кегель-трактирщиком, подсовывают ему вместо кеглей обглоданные кости, кои забрасывают в обобществленный горшок (на свое горе, как выясняется впоследствии).

В самом деле, несколько позже, по письменному наушению все того же мальчиша Бурротилло, обоих зверушек - и лису Клариссу, и котофея Базили - привлекают в суд за убийство. Кого бы вы думали? Вот именно - все того же Бурротилло. Да, в свое время они действительно после кегле-бар-трактирных похождений пытались несколько притопить в пруду мальчиша-полено, но ведь...

«... не получилось же! - оправдывается на суде неожиданно прозревший котофей Базили. - Оно же... это... не тонет вовсе!»

«Да и, как же такое может быть? - вопрошает в неожиданной наивности лиса Кларисса. - Как же такое может быть, что нас - убогих зверо-нищих - привлекают за убийство полено-Бурротилло, а оно же - полено - сидит туг - в зале суда, в качестве свидетеля?»

Однако местный городо-государственный суд строго-суров и беспристрастен. В конце концов, наличествуют вполне веские материальные доказательства. Полная чаша... горшок с костями оного - убиенного во младенчестве Бурротилло. Да еще признания кегле-трактирщика, завизированные печатью. Кстати, трактирщик отделывается штрафом суду и материальной компенсацией убиенному за моральный ущерб в виде пожизненного и удвоенного до совершеннолетия пансиона. И уж, поверьте, тремя корочками хлебца тут не отделаться!

А вот лисе Клариссе и котофею Базили везет гораздо меньше. Клариссе, тоже пожизненно, назначают каменоломни с отвалами, но вот в отношении Базили суд - благосклонно учитывая проблемы оного на почве зрением - присуждает вязание варежек с шапочками для зим до последней пожизненной зимы в подвальной мануфактуре. Зато отныне им никогда не придется промышлять побирательством - скромный столово-тюремный порцион обоим завсегда гарантирован.

Однако путь героя нового времени по жизни продолжается неумолимо. Причем, кое-где и кое-кто пытается даже помешать Бурратилло двигаться по этой жизни без помех. На свою, как выясняется, голову.

Директор кабаре-театра Царабас (который Марабас) тоже решает чуть подзаработать на бедно-наивном полено-мальчише. А именно - обрато-приватизировать у оного приподвальное помещение с пририсованным очагом, а заодно поджиться костюмчиком от Кардэна для своей кабаре-гримерной, а уже галстучной запонкой с бриллиантовой шпонкой совсем лично для себя. Ага, как же!

Встречно исковые жалобы и запротоколированные сверчком (по наушению Бурратилло) пьяные разглагольствования Царабаса (который Марабас) о несоразмерности налогообложения на театры со стороны министерства театро-музо-культуры приводят к полному прекращению налогообложения данного кабаре- заведения вообще, ибо сам обобранный до нитки исками в пользу обиженного полено-мальчиша Царабас (который Марабас) оказывается выброшенным на улицу. Впрочем, как и вся труппа горе- актеришек театра. Теперь всем им придется побираться, в чем они порядком поднаторели еще в прошлой до-театральной жизни и в науке чего им бы ранее могли безвозмездно помочь давешние любители кегель-баров. Исключение, правда, составляет плакса Пьерок. Оный, по письменной рекомендации полено-мальчиша, гуманно-милостиво направлен в дом умалишенных на принудительное лечение от нервозов касторкой.