Через несколько недель у пациентки были устранены и все другие тягостные впечатления. Некоторое время фрау Эмми фон Н. ещё оставалась под моим наблюдением, хотя и была уже совершенно здоровой. Как раз в конце её нахождения в Вене произошло нечто такое, о чём я хочу рассказать более подробно, так как эпизод этот бросает яркий свет на характер больной и способ формирования её симптомов.

Как-то я посетил пациентку во время обеда и был поражён тем, что она выбросила что-то завёрнутое в бумагу в сад, где свёрток мгновенно подхватили дети служителя дома. На мой вопрос пациентка отвечала, что это было её (сухое) мучное блюдо, которое не смотря на то, что было назначено ей, каждый день отправлялось по такому маршруту. Это заставило меня внимательнее присмотреться к её пище, и везде я нашёл на тарелках гораздо больше еды, чем этого бы следовало ожидать после обеда. На требование сказать, почему она так мало ест, пациентка отвечала, что слишком много есть она не привыкла, а кроме того это нанесло бы ей вред; у неё такая же натура, как и у покойного отца, который тоже был плохим едоком. Когда я осведомился о том, что она пьёт, пациентка сказала, что переносит только плотные жидкости, молоко, какао и т. п., а как только она выпивает чистую ключевую или минеральную воду, её желудок расстраивается. Не вызывало сомнений, что такое поведение было следствием нервного расстройства. Взятая на анализ урина оказалось очень концентрированной и перегруженной солями мочевой кислоты.

Мне показалось достаточно целесообразным посоветовать пациентке более разнообразное питьё, кроме того нужно было позаботиться о том, чтобы пациентка вообще принимала больше пищи. Хотя пациентку никак нельзя было назвать очень худой, немного больше пищи, как мне казалось, не помешало бы. Когда при моём следующем посещении я посоветовал ей пить щелочную воду и запретил выбрасывать мучные блюда ставшим традиционным для неё способом, то пациентка пришла в сильное возбуждение. «Я сделаю так, потому что Вы этого хотите, но знайте, что это плохо закончится, так как не отвечает моей натуре, у нас с отцом тут общее». На заданный пациентке в гипнозе вопрос, почему она так мало ест и не пьёт воды, она довольно недружелюбно отвечала: «Я не знаю». На следующий день сиделка подтвердила мне, что фрау Эмми фон Н. осилила всю свою порцию еды и выпила стакан щелочной воды. Саму пациентку я нашёл лежащей в плохом настроении, совершенно нерасположенной к общению. Она жаловалась на очень сильные боли в желудке: «Я же Вас предупреждала. Сейчас опять всё лечение пойдёт насмарку, а мы проделали уже такой большой путь к исцелению. Мой желудок всегда отказывается работать, когда я съедаю немного больше или выпиваю простой воды, после этого я вынуждена голодать пять-восемь дней, и лишь тогда я могу что-либо есть». Я уверяю пациентку, что нет никакой нужды голодать, что от того, что она плотно поела, невозможно испортить желудок, что её боли имеют своим истоком страх за то, что она ест и пьёт. Хорошо заметно, что такими объяснениями, я ничего не добился, так как когда я вскоре после этого собирался её усыпить, то гипноз впервые не удался, а по её яростному взгляду, брошенному на меня, я понял, что она находится в большом сопротивлении и что сложившаяся ситуация чрезвычайно серьёзна. Я отказался от гипноза и оповестил пациентку, что даю ей 24 часа на размышления, чтобы она наконец-то поняла, что её боли в желудке происходят только от имеющихся у неё страхов; после того как пройдут сутки, я спрошу, продолжает ли она и дальше считать, что из-за одного стакана минеральной воды и довольно скромной трапезы можно испортить свой желудок настолько, что он будет отказываться принимать пищу в течении восьми дней, и если она так и останется при своём мнении, то я попрошу её уезжать.