Девушка выглядела прекрасно: подведенные глаза, позолоченное платье, — необычная и непобедимая. Но я уже видел, что она может испытывать страх. Теперь этого не скрыть никаким макияжем.

— Если тебе приспичило испортить нашу вечеринку, хотя бы съешь что-нибудь. — Она махнула рукой в сторону горы яств и придворных, набравших полные тарелки. Впрочем, никто не ел. Все смотрели на нас.

— Почему бы тебе не сказать ему, как закончится этот аттракцион? — спросил я, потому что уже догадывался, какой будет ответ.

— О, роскошно! — подмигнула Кассандра. — Пышной церемонией в Долине Фараонов.

Квин просиял:

— Вот видишь! А ты волновался.

— Вообще-то, их там закапывают! — ответил я.

Тут один из придворных повалился на землю, как тряпичная кукла. Никто как будто не заметил.

— Кто это? — спросил я.

Тут брат немного растерялся:

— Похоже… дегустатор.

Я оглядел выжидающих придворных: никто так и не притронулся к еде.

Квин поднес руку к животу:

— Что-то мне нехорошо… — Он, спотыкаясь, добрел до дивана. Рабыня попыталась скормить ему еще один финик, но брат отвел ее руку. — Почему у меня кружится голова?

— Испытание себя проявляет, — ответила Кассандра.

Я постарался говорить не слишком отчаянно:

— Предлагаю сделку. Отпусти моего брата, и я сдамся прямо сейчас, на шестом испытании.

За моей спиной зашептали:

— Шестое испытание, шестое испытание…

Когда шепотки затихли, внимание придворных стало еще более напряженным. Их явно впечатлило, как далеко я зашел, и девушка тоже это поняла:

— Самопожертвование… Какая прелесть! Но зачем мне сделка, когда вы оба у меня в руках?

Квин упал на колени, держась за живот:

— Блейк… помоги!

Я бросился к нему, но стражи схватили меня. Даже если бы удалось освободиться, что бы это дало?

— Тебе его не спасти, — сказала Кассандра. — Ты никого не спас десять лет назад, не получится и сейчас.

Десять лет назад? Я впал в бешенство:

— Автобус подрезала ты, а не я!

— А ты позволил им умереть!

— Неправда! — Я как будто снова превратился в того мальчика и бился, бился, бился о ее обвинения, как колотил тогда в дверь аварийного выхода.

Чем больше я злился, тем спокойнее становилась она:

— Они погибли, потому что ты плохо пытался открыть ту дверь.

— Мне было семь лет!

Квин свернулся калачиком и застонал. Девушка права: я не мог спасти брата. Может, и никогда не мог. Но вдруг он еще мог сам себя спасти?

— В каждом испытании есть выход! — крикнул я, надеясь, что Квин еще не потерял сознание окончательно и слышит меня. — Выход есть всегда!

Когда стражи вывели меня, Кассандра покачала головой:

— Только не для фараона.

У египтян нет казематов — их придумали в средневековье, — но катакомб у них достаточно. Меня бросили в местечко, очень напоминавшее подвалы, где людей оставляли гнить заживо. Слово для них — oubliette — есть только во французском, но ставлю что угодно на то, что их придумали в Египте.

Стражи молча бросили меня в камеру. Перед этим у меня отобрали часы, посчитав, что они мне больше не потребуются. Кроме них, ни один предмет не оставался со мной от горки к горке и ничто больше не напоминало, что ночь на исходе. Потом стражи подкатили ко входу огромный валун, с грохотом запечатавший меня навеки.