…куда-то качусь.

Энди падает.

«Боже, боже, боже!»

Раньше все казалось настоящим, а теперь все совсем по-настоящему, потому что это все воспоминание полностью.

Я, испугавшись, падаю с сиденья, ударившись лицом об пол.

— Держись, Блейк!

В проходе не только я. Все вопят.

Мы проламываем заграждение.

Вот и дверь запасного выхода. Я ползу к ней, перелезая через друзей, наступая на их спины, чтобы спастись. Мне нужно выбраться. Нужно. Другие пытаются перелезть через меня, все напуганы, но я быстрее всех. Я вырываюсь вперед и хватаюсь за ручку двери, как раз когда автобус накреняется.

— Открой ее, Блейк!

Я тяну и тяну:

— Не могу, не могу, не…

Ручка поддается. Дверь широко распахивается. Я открыл дверь! Вот что я отказывался вспоминать все эти годы. Я открыл ту дверь!

Я стою в задней части автобуса. Кажется, мир остановился, как автобус, замерший на краю обрыва. Я уравновесил его.

Вдруг оказалось, что я наблюдаю за происходящим снаружи. Я стоял на скользкой дороге и смотрел на семилетку, застывшего у открытой двери заднего выхода, пока автобус качался туда-сюда, застыв на краю.

Задние колеса поднялись так высоко от земли, что я видел вращающийся кардан и шестеренки трансмиссии. Механизм.

— Прыгай, Блейк! — раздался из автобуса вопль миссис Грир. Маленький мальчик, которым когда-то был я, замер. Прыгать было так высоко.

Я смотрел на него, а вокруг змеей вилась Кассандра, которой не терпелось узнать, как я спасся:

— Ага, ты прыгнул! Вот в чем дело! — Ее саван цвета грязи колыхался при каждом движении. — Ты спрыгнул, и этого хватило, чтобы столкнуть автобус с обрыва!

Я, не отвечая, смотрел, как мальчик закрыл глаза и подался вперед, а автобус соскользнул еще на фут. Напуганный мальчик как-то нашел в себе силы спрыгнуть с обреченного автобуса. Хотя никто не спрыгнул вслед за ним. Хотя он знал, что больше никто не выберется. Даже зная, что груз вины навсегда останется с ним, он — я — все равно предпочел выжить. Он спрыгнул, а я раскинул руки и поймал его. Он почти ничего не весил, и я едва слышал его всхлипы, когда автобус окончательно соскользнул с обрыва.

Кассандра прекратила метаться и подошла ко мне так близко, что ее голос раздавался у меня в голове:

— Все они умерли, потому что ты спрыгнул!

— Нет, — спокойно ответил я. — Автобус все равно свалился бы.

— Ты не можешь знать наверняка!

— Не могу.

— И тебе никогда не изменить прошлого.

— Нет. Но испытание закончено. Навсегда.

Автобус исчез за краем обрыва. Я обнимал мальчика, оберегая его от вспышки и грохота взрыва, зная, что теперь эти воспоминания оставят меня в покое. «Все хорошо, Блейк. Все закончилось. Я не отпущу тебя и прощу тебе твое везение. Я прощаю тебя за то, что ты не смог удержать автобус голыми руками и всех спасти. Я прощаю тебя за то, что ты выжил». Я крепко обнимал его, пока не понял, что мои руки пусты. Я обнимал сам себя.

Испытание наконец закончилось.

Я выжил.

16. Мир рушится

Мир — тот, который настоящий — каких только издевательств не вынес, но всегда возвращался в исходное состояние. Он упругий. Как его ни выкручивай, какими чудесами его ни бомбардируй, он остается на плаву.

Вселенные в парке развлечений Кассандры были куда уязвимее. В конце концов они оказались не прочнее мыльных пузырей, выдутых Механизмом. Чтобы все сломать, понадобилось только сунуть в нужное место гаечный ключ. Хватило одного победителя.

Я стоял на краю Кольфакского обрыва, у изуродованного барьера, когда небо и земля затряслись.