— Поцелуй меня, — шепнула Ева.

Они оказались на самой опушке, но из вызова нарочно продлили поцелуй.

— Забудем? — предложила Ева. — Забудем их всех?

— Забудем! — повторил Лепра.

Они рассмеялись от души и взялись за руки, как деревенские жених с невестой. Теперь игра состояла в том, чтобы не допустить и намека на то, о чем оба втайне думали. Они снова вышли на авеню, где светился огнями вход в метро.

— Это последний отель налево, — сказала Ева. — Предупреждаю, это не то, что называется благопристойным заведением. Но там чисто.

Странная женщина, для которой чистота исчерпывалась опрятностью. Лепра снял номер, дал щедрые чаевые, чтобы не вписывать в регистрационный листок имя своей спутницы, и они сели ужинать в кафе. Ева сквозь темные очки рассматривала сидящих за столиками мужчин. Большая часть из них играла в карты среди облаков сигаретного дыма.

— Что тебя здесь привлекает? — спросил Лепра. — Объясни. Я не могу понять.

— Сама не пойму, — призналась Ева. — Это очень сложно. Мой муж тоже не мог понять. Извини. Я упомянула о нем, потому что он, пожалуй, способен был это почувствовать лучше всякого другого. Но я сомневаюсь, есть ли вообще у мужчин восприимчивость, которая для этого необходима.

Усталый лысый официант начал их обслуживать.

— И все же, — сказал Лепра, — не думаю, чтобы это было так уж таинственно. Движение, шум…

— Нет, дело не в этом.

— Перемена обстановки, декораций.

— Нет. Дело в другом… Эти люди играют в карты, пытаются создать себе маленькое счастье… Я чувствую, чего им не хватает, чего они ищут, собираясь вместе» И мне кажется, я могла бы им это дать. Они как заблудшие дети.

— Видишь, я прав, когда хочу сочинять песни.

— Этого мало.

Ева почти ничего не ела и только потягивала свое неразбавленное божоле, положив на столик рядом с собой сигарету. Она переводила взгляд с игровых автоматов на игроков в белот.

— Нет, этого мало, — продолжала она. — Петь для них — это, конечно, уже кое-что. Но надо сделать что-то большее. Что, не знаю… Принести какую-то жертву… но не печальную жертву.

К ним подошел нищий, продававший арахис, Ева купила два пакетика, вылущила несколько орешков и стала их грызть.

— Словом, — тревожно спросил Лепра, — одного мужчины тебе недостаточно?

Сейчас начнется бесплодный спор, который они вели вот уже полгода. Но Лепра не забывал, что он убил Фожера, быть может, именно потому, что Ева никогда не отвечала прямо на его вопросы. И однако он упорствовал:

— Ты хотела бы любить всех мужчин в одном, и чтобы этот один бесконечно менялся. Тебе надо было выйти замуж за весь род человеческий.

Она сняла очки и посмотрела на Лепра с нежностью, почти материнской.

— Я не хочу причинять тебе боль, милый Жан. Зачем же ты сам все время себя мучаешь? Разве мы не счастливы? В чем же дело?

Она встала, они поднялись в номер. Ева распахнула окно, где-то вдали наигрывал аккордеон. Они узнали мелодию Фожера. Лепра закрыл ставни. Но музыка проникала сквозь стены, они молча ее слушали.

— А когда начнут петь ту песню! — прошептал Лепра.

— Молчи!

Приглушенная далекая музыка аккордеона зазвучала поэтичней, стала похожей на человеческий голос. Ева и Жан уже не думали о своем уговоре, о решении забыть. Они слушали Фожера. Лепра опустился на кровать.

— Лучше тебе столковаться с Мелио. Ты не можешь бросить сцену.