Изменить размер шрифта - +
Да. Погодите. – Отец Фримен потер пальцами виски, и Ева заметила, что пальцы у него дрожат. – Мы спорили об искуплении грехов, о воздаянии, о наказании, о прощении. О том, что добрые дела могут оказаться весомее грехов. Мы не сошлись во взглядах. Он использовал Лино для примера. Сказал, давай возьмем для примера человека по имени Лино.

– Хорошо, – кивнула Ева. – И что дальше?

Фримен вскочил. Взгляд его красивых темных глаз остановился на лице настоятеля.

– Это как еще одна смерть. Нет, мне кажется, это еще хуже. Мы тут были братьями, мы служили Господу, вели свою паству. Но, выходит, он не был ни братом, ни служителем Божьим, ни пастырем. Он умер в грехе. Я только что за него молился, а он умер в грехе, творя обряд, на который не имел никакого права. Я ему исповедовался, а он исповедовался мне.

– Теперь он ответит перед Богом, Мартин. Ошибки быть не может? – обратился отец Лопес к Еве.

– Нет, ошибки нет. Что он говорил о Лино?

– Как я уже сказал, это было для примера. – Отец Фримен снова сел, словно ноги его больше не держали. – Допустим, если этот молодой человек, этот Лино, грешил, много грешил, совершал даже тяжкие грехи, но потом посвятил часть своей жизни добрым делам, помогал ближним, утешал их, направлял, уводил от греха, то это искупление. Он сможет продолжить свою жизнь с чистого листа.

– Вы с ним не согласились.

– Сами по себе добрые дела еще ничего не доказывают. Важно намерение. Зачем он совершал добрые дела? Чтобы уравновесить чаши весов или для блага ближнего? Было ли его раскаяние искренним и глубоким? Мигель утверждал, что достаточно добрых дел как таковых.

– Вы думаете, он и есть Лино? – перебил его отец Лопес. – Из-за этого образка в его комнате? И спор шел о нем самом. Это он использовал проведенное здесь время, чтобы уравновесить чаши весов… искупить что-то, сделанное в прошлом?

– Это версия. Как он отнесся к вашей точке зрения на гипотетическую ситуацию? – спросила Ева отца Фримена.

– Он страшно разозлился. Мы часто доводили друг друга до белого каления. Именно поэтому – в числе прочего! – нам так нравилось спорить. Как подумаю, скольких людей он обманул… Заключал браки, напутствовал умирающих, крестил детей, выслушивал исповеди, отпускал грехи… Что же теперь делать?

– Я извещу архиепископа. Мы должны защитить нашу паству, Мартин. Это Мигель… Это человек, назвавшийся его именем, действовал недобросовестно, а люди ни в чем не виноваты.

– Вы говорили о крещении, – задумчиво проговорила Ева. – Он крестил детей, так?

– Обычно крестят новорожденных, но…

– Давайте на данный момент ограничимся новорожденными. Мне нужны записи о крещениях, проведенных в этом приходе, в этой церкви… ну, скажем, с 2020 по 2030 год.

Отец Лопес взглянул на свои сложенные руки и кивнул.

– Я их затребую.

– Здорово по ним ударило, – задумчиво заметила Пибоди в машине, когда они отъезжали от приходского дома. – По священникам.

– Когда тебя дурят, это всегда злит.

– Дело не только в этом. Для них это дружба и братство. Он им как бы сказал, что все это дерьмо. Вот, допустим, ты пала на посту.

– Допустим, это ты пала на посту, – поправила ее Ева.

– Нет, это мой сценарий. Ты пала смертью храбрых…

– Чертовски верно подмечено.

– А я убита горем. Рву на себе одежду от горя.

Ева демонстративно покосилась на впечатляющий бюст своей напарницы.

– Это будет незабываемое зрелище, Пибоди.

&

Быстрый переход