Джим прокашлялся, будто собирался продолжить. Но из его рта не вырвалось ни звука.

Он грубо потер подбородок.

Опять молчание.

Его неспособность говорить затронула ее на глубоком уровне. Этот мужчина был жестким, непробиваемым, и она знала без слов, что Джим не станет тратить время на эмоции. И все же он…

Когда он резко заморгал, Сисси вырвалась из своей внутренней драмы. Потянувшись к нему, она положила руку на его предплечье.

– Ты же знаешь, это не твоя вина. Ты не…

– Я должен был оказаться здесь раньше…

– … виновен в этом…

– …я смог бы спасти…

– Прекрати! – сказала она резко. – Послушай меня. Это не твоя вина. Нисколько.

А потом он заплакал.

О… Господи, подумала она. Этого она не ожидала.

Он плакал не по-женски. Это была не истерия на высоких тонах. Джим плакал беззвучно, его широкие плечи сотрясались, дыхание было рваным, он спрятал лицо в ладонях, будто не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии.

– Ты была мертва…

Сисси на коленях подползла к нему и села рядом, но не знала, что сказать … или сделать.

– Это не твоя вина, – сказала она хрипло.

– Я опоздал… ты уже была мертва. Господи Иисусе… мертва. По правде, с тех пор как я нашел тебя, каждый раз закрывая глаза, меня мучает изображение этой гребаной ванной.

Сисси протянула руки и прижала его к себе. Это казалось невероятно глупым… спаситель был в два раза больше нее, совсем не мальчик. Но он упал на нее словно дерево без корней, распластавшись, придвинув ее ближе к ванной.

Укачивая его в своих руках, она скорее чувствовала, чем слышала его рыдания, и странно, предложив ему успокоение, она расслабилась сама. От этого она казалась такой… сильной, это было очень важно в этой сцене ее величайшего бессилия.

И она сомневалась, что нуждалась в дальнейших подробностях. Она надеялась, что информация приведет к некому пониманию, пусть и мучительному. Она была здесь, где ее убили, зная о произошедшем в общих чертах – преимущественно по реакции Джима… и не чувствовала себя стабильней.

Она чувствовала только гнев глубоко внутри. Даже обнимая Джима, искренне сочувствуя его страданиям, жгучей ненависти.

Джим передвинулся, обернув руки вокруг нее, обнимая в ответ.

Закрыв глаза, Сисси попыталась ощутить покой. Смирение. Хоть что-нибудь.

И не смогла. Но было странным… находиться так близко к Джиму…

Нет, не странно. Ни капли.

На самом деле, она очень четко ощущала его тело, его вес, мужской запах. И это будило в ней что-то. Она не знала, что именно, но эти чувства были лучше гнева, вот уж точно.

***

В голове Джима включился мучительный показ слайдов.

Ну «показ» – не в смысле целая серия снимков. Всего два. Один – Сисси. Второй – его матери.

Одна была в ванной. Другая – в кухне фермерского дома. Обе были покрыты кровью, первая в ванной, вторая – на линолеуме.

Он не из эмоциональных парней. Никогда таким не был… точнее, с тринадцати лет.

Событие, породившее второй слайд – то есть когда он обнаружил мать на полу их кухни, полумертвой и обесчещенной – крепко запечатало его чувства. И он думал, что это навсегда… но, находясь здесь, переживая прошлое Сисси, чувствуя ужас и ярость от потери, наряду с бессилием, ведь он пытался и не смог спасти ее… это вскрыло сейф, прорвалось сквозь слои «никогда-больше», разбивая вдребезги возведенную им стену.

– Кого? – спросила Сисси.

Джим отстранился и потер влажное лицо руками. – Что?

– Ты произнес имя.