|
— Знаю. Уже прочла сообщение. Мышка вышла в тамбур. Девушка успела снять комбинезон и ботинки. В длинной футболке и носках у нее сделался удивительно домашний вид. — Тут кофе есть? Или чай? — спросила она. — А как этой штукой пользоваться? Слушай, а я всегда думала, что в армейские пайки шоколадку положено класть… Кайман решительно отстранил Мышку от спиртовки. — Смотри. Кладешь таблетку, поджигаешь… Вот так. В ооновском сухпае есть шоколад, в нашем нет. Но если хочешь сладкого, так и скажи, нечего намеки разводить! Девушка вздохнула. — Хочу шоколадку. Или мороженое. Но мороженого у тебя точно нет. — Мороженого нет. Кайман снял с полки жестяную коробку, поставил перед Мышкой. — Держи. Вода успела закипеть, и Кайман залил растворимый кофе в кружках, а девушка все еще разбирала содержимое жестянки. Сталкер с усмешкой смотрел, как она раскладывает по сортам случайную подборку разнокалиберных сластей — шоколадные конфеты налево, леденцы направо, орехи и сухофрукты по центру коробки. И ведь никогда ему не нравилось в женщинах это детское пристрастие к сладкому, а в Мышке оно почему-то не раздражает. Даже наоборот, вызывает снисходительную симпатию. — А я в детстве шоколад не ел вообще, — вспомнил Кайман. — Выплевывал, представляешь? Взрослые смеялись. — Кайман. Мышка глянула на него серьезно, испытующе. — Я ведь о тебе почти ничего не знаю. Ты кто? Где родился? Как в Зону попал? Тьфу ты, ёшкин кот! Надо же было так подставиться. И кто его тянул за язык с этими воспоминаниями? Кайман сделал попытку свернуть разговор: — Кофе пей. С конфетами, в самый раз. — Не хочешь говорить — не надо, — хмыкнула девушка. — Спасибо за конфеты. Она потрогала кружку — горячая. Ухватила ее через подол футболки, в другую руку взяла жестянку и ушла из тамбура-кухоньки в жилую половину бункера. Кайман слышал, как она возится там — наверное, расстилает себе спальник. Он выдвинул ящики стола, покопался, нашел пачку галет, бессмысленно переложил ее из левого ящика в правый. Какого черта? Сколько можно наращивать панцирь? Не подпускать к себе близко людей, как будто боишься… Чего? А ведь и впрямь боишься, кро-кодилище. Боишься, что они поймут — у тебя под чешуйчатой броней мягкое брюхо, как у всех. И тебе тоже можно сделать больно. Еще как. Кайман шагнул через порожек. Мышка устроила лежбище прямо на полу — постелила несколько спальников, еще один свернула в изголовье вместо подушки. Сталкер присел на край разостланного спальника, хлебнул горячего кофе, отставил подальше кружку. — Я очень обычный, — сказал он. — Рассказывать почти нечего. Родился я в Севастополе, отец украинец, мама русская. Когда учился в третьем классе, семья перебралась в Питер, там мамины родственники. Потом родители развелись, завели каждый по своей отдельной семье, меня только некуда было деть. |
