Тетя Песя дрожала, как птичка. Кантор вылез из фаэтона и начал
панихиду. Шестьдесят певчих вторили ему. И в эту минуту красный автомобиль
вылетел из-за поворота. Он проиграл "Смейся, паяц" и остановился. Люди
молчали как убитые. Молчали деревья, певчие, нищие. Четыре человека
вылезли из-под красной крыши и тихим шагом поднесли к колеснице венок из
невиданных роз. А когда панихида кончилась, четыре человека подвели под
гроб свои стальные плечи, с горящими глазами и выпяченной грудью зашагали
вместе с членами общества приказчиков евреев.
Впереди шел Беня Крик, которого тогда никто еще не называл Королем.
Первым приблизился он к могиле, взошел на холмик и простер руку.
- Что хотите вы делать, молодой человек? - подбежал к нему Кофман из
погребального братства.
- Я хочу сказать речь, - ответил Беня Крик.
И он сказал речь. Ее слышали все, кто хотел слушать. Ее слышал я,
Арье-Лейб, и шепелявый Мойсейка, который сидел на стене со мною рядом.
- Господа и дамы, - сказал Беня Крик, - господа и дамы, - сказал он, и
солнце встало над его головой, как часовой с ружьем. - Вы пришли отдать
последний долг честному труженику, который погиб за медный грош. От своего
имени и от имени всех, кто здесь не присутствует, благодарю вас. Господа и
дамы! Что видел наш дорогой Иосиф в своей жизни? Он видел пару пустяков.
Чем занимался он? Он пересчитывал чужие деньги. За что погиб он? Он погиб
за весь трудящийся класс. Есть люди, уже обреченные смерти, и есть люди,
еще не начавшие жить. И вот пуля, летевшая в обреченную грудь, пробивает
Иосифа, не видевшего в своей жизни ничего, кроме пары пустяков. Есть люди,
умеющие пить водку, и есть люди, не умеющие пить водку, но все же пьющие
ее. И вот первые получают удовольствие от горя и от радости, а вторые
страдают за всех тех, кто пьет водку, не умея пить ее. Поэтому, господа и
дамы, после того как мы помолимся за нашего бедного Иосифа, я прошу вас
проводить к могиле неизвестного вам, но уже покойного Савелия Буциса...
И, сказав эту речь, Беня сошел с холмика. Молчали люди, деревья и
кладбищенские нищие. Два могильщика пронесли некрашеный гроб к соседней
могиле. Кантор, заикаясь, окончил молитву. Беня бросил первую лопату и
перешел к Савке. За ним пошли, как овцы, все присяжные поверенные и дамы с
брошками. Он заставил кантора пропеть над Савкой полную панихиду, и
шестьдесят певчих вторили кантору. Савке не снилась такая панихида -
поверьте слову Арье-Лейба, старого старика.
Говорят, что в тот день "полтора жида" решил закрыть дело. Я при этом
не был. Но то, что ни кантор, ни хор, ни погребальное братство не просили
денег за похороны, - это видел я глазами Арье-Лейба. Арье-Лейб - так зовут
меня. И больше я ничего не мог видеть, потому что люди, тихонько отойдя от
Савкиной могилы, бросились бежать, как с пожара. Они летели в фаэтонах, в
телегах и пешком. И только те четыре, что приехали на красном автомобиле,
на нем же и уехали. Музыкальный ящик проиграл свой марш, машина вздрогнула
и умчалась.
- Король, - глядя ей вслед, сказал шепелявый Мойсейка, тот самый, что
забирает у меня лучшие места на стенке. |