А я Гаврилу Бойсябога у пристава забрал. На правах помощника полицмейстера.
– Нужный человек? – сообразил коллежский советник.
– Сами сейчас увидите. Гаврила, подь сюда!
Из коридора зашел огромный детина. Он походил на циркового атлета, с саженной высоты глядели добродушные голубые глаза.
– Вот, Алексей Николаич. Первый был у нас в отделении для задержаний, когда прикомандированные городовые служили. Сейчас с вольнонаемными беда, а этот смелый и могучий, пятаки в трубочку скручивает, чесслово! Бойсябога вернулся назад в Михайловский участок. Так я его выпросил на завтрашнюю ночь. Теперь «ежики» попались.
На этих словах в коридоре раздался топот множества ног, и, как черти из коробочки, в комнату полезли городовые. Впереди шел околоточный надзиратель, верткий и ловкий.
– Андрей Яковлевич! – козырнул он начальнику сыскного отделения с армейской отточенной небрежностью. – Вот, извольте принимать.
– Кисломед? Неужели всех отдали?
– Так точно. Господин полицмейстер приказал всех откомандированных обратно городовых на завтрашнюю ночь вернуть под ваше распоряжение. Учитывая многочисленность банды.
– Вот славно! Теперь… эх!
Черкасов пояснил питерцу:
– Кублицкий-Пиотух внял моей просьбе и на время вернул всех прежних молодцов. Ну, держись, колючие…
Ввалившиеся городовые были как на подбор крепкие и уверенные ребята. Они напомнили Лыкову друзей его молодости из летучего отряда Департамента полиции. Десять лет Алексей Николаевич ловил и вязал с ними всякую калиброванную нечисть. Отряду поручали задержания самых опасных злодеев. Приятно было видеть, что храбрецы не перевелись. От пришедших исходил дух надежности и порядка.
Весь день полицейские готовились. Пришел агент Палубинский, отвечающий за Сахалинчик. Он нарисовал от руки план, сильно отличавшийся от казенного, что висел на стене. Обжорка Стамоглу находилась на углу Среднефонтанской и Ананьевского переулка. Почти напротив – арестный дом, позади него – саперные казармы. Вроде бы место как место: кое-какая застройка, канатная фабрика, кондитерская, консервный завод, запасной резервуар городского водопровода… Железная дорога делила Сахалинчик на две части. Палубинский сообщил следующее:
– Весь квартал – один большой притон. Гоныфы там по ночам ливируются. Нычка у них – какой шлепер туда вдует?
Лыков покосился на Азвестопуло. Тот перевел:
– Бандиты по ночам прячутся, там их укрытие. Какой дурак туда сунется?
– Ясно. Если упустим «ежиков», как будем ловить?
– Тогда плохо будет, холера на их кишки.
– А если оцепить весь Сахалинчик?
– Народу не хватит. Тем более там темнота.
– Как застроена местность? По карте судить, так одни пустыри.
– Ха! То по карте, а в жизни по-другому. Все застроено сплошь, из-за домов земли не видно. Не дома – хибары! Катакомбы для босоты, смитте, кадык на кадыке.
– Притоны для бедноты, мусор, вор на воре, – снова объяснил Сергей.
– Сахалинчик – самое опасное место во всей Одессе, не считая нужника в доме моей тети Раи…
– Палубинский! – гаркнул главный городской сыщик. – Говори казенным языком. Господин коллежский советник из самого Петербурга приехал не для того, чтобы слушать твою мову.
– Значит, там много строений? – переспросил агента Лыков. – А сколько примерно?
Тот ответил:
– Кто ж их считал? На глазок сотни две. Распилили на участки да застроили, на сдюку незаконно. Под каждой хибарой земли на жябий скок. |