Маня опять принялась считать. Все никак у нее не сходилось количество гостей и количество вилок.

– Маня?..

– А! Да я ж говорю – журналист.

– Ты говоришь это как-то очень неуверенно.

– Ну, он бывший журналист, – призналась Маня неохотно. – Он и правда когда-то какое-то звание получил, и премию даже, и везде печатался, и всякое такое. Пять или шесть? Ну, что ты меня сбиваешь!

– Я не сбиваю.

– А потом у него неприятности начались, отовсюду его выгнали и печатать перестали. Я с ним познакомилась, как раз когда уже были неприятности. Его в издательство взяли пресс-релизы писать и всякую текучку, но очень быстро уволили. То есть не уволили, а после испытательного срока договор не стали заключать. Налей воды в чайник, а?..

Алекс налил воды.

– Он приятель этой... дурочки?

Маня грустно посмотрела в окно.

– Шут его знает. Наверное.

Алекс ждал. Он знал, что будет продолжение.

– Надо же, – она пожала плечами. – Сто лет его не видала.

...Должно быть, у них был роман, неизвестно почему подумал Алекс.

– Нет, он хороший журналист, – как будто оправдываясь, заговорила Маня, – у него имя как-то сразу появилось, известность! Вон у нашего Дэна так и нет до сих пор никакой известности, а у этого была. Была, да сплыла.

– Почему сплыла?

Маня махнула рукой.

– Пьет? Колется?..

– Он правдоискатель, – выпалила Маня, повернулась к Алексу и сунула нос ему в плечо. – Он везде ищет народную правду и поднимает массы на революционную борьбу против тирании. Массы, как правило, не поднимаются, а его увольняют, как скандалиста. По крайней мере, так говорили в издательстве. А как там на самом деле, я не знаю...

– Почему ты огорчаешься?

– Потому что терпеть не могу, когда что-то пропадает даром! Он и правда хороший журналист! Ну, был хорошим!.. А ужиться ни с кем не мог. И все профукал.

– Не все люди умеют пребывать в благости и прекраснодушии.

– Просветил, – сказала Поливанова и отодвинулась. – Спасибо тебе. И Таис смылась!.. Теперь вся эта бодяга затянется еще на три часа.

– Нет уж, – решительно заявил Алекс. – С меня на сегодня хватит.

– Так что? Фотосессии не будет? Завтра все сначала начнем? Еще один день псу под хвост?!

В дверь позвонили.

– Явилась. Объяснение состоялось! Иди впускай. – Маня подтолкнула великого писателя. – И я тебя умоляю, доснимись уже, я так от всех устала, сил моих нет.

Прикидывая, был или не был у Мани роман с революционным журналистом Гудковым, Алекс распахнул дверь – в который раз за этот вечер? – отлетел к стене, ударился головой о бронзовую прадедушкину вешалку, осел на пол, на него свалились какие-то вещи.

– Где она?! – загрохотало где-то вверху. От неожиданности и боли Алекс ориентировался плохо. – Говори, ну?! Где эта б...дь неумытая?! Я все равно ее найду! А тебе сейчас покажу, сучонок, твое место! Выискался! Падаль европейская!..

– Алекс!!

Манин голос моментально привел его в себя. Из глаз пропала чернота, а из горла ком, похожий на кровавый сгусток. Он шумно выдохнул, прицелился и с силой дернул орущего за ногу. Нога поехала, потеряла опору, вторая описала дугу – Алекс увернулся от нее, – и «колумнист и радиоведущий» Анатоль Кулагин, замахав руками, повалился навзничь.

В коридоре толпились и, кажется, кричали, но Алексу некогда было разбираться. Он выдернул из угла этажерку – с нее с глухим стуком посыпались какие-то книги – и поставил сверху на распластанного Анатоля, так чтоб тот уж решительно не мог пошевелиться.