Егоров подробно обрисовал свой рейд.

Сообщение о наличии крупных сил противника в непосредственной близости встревожило командный состав. Особенно поразило оно Панкратова. Он выглядел испуганным.

— Я не понимаю, — говорил командир первого взвода, — почему мы должны оставаться здесь, наверняка зная, что нас может атаковать противник, имеющий пятикратное, если не большее, преимущество в живой силе? Все же мы знаем, что оборону можно удержать, только если враг имеет преимущество до трехкратного предела. А против нас, в лучшем для нас случае, — полнокровный батальон.

— И что ты предлагаешь? — спросил Егоров, с неприязнью смотря на потерявшего внешний лоск старшего лейтенанта.

— Немедленно вызывать подкрепление, как минимум пару рот, требовать авиационного налета, а если это невозможно, уходить отсюда. Зачем обрекать людей на бессмысленную смерть?

В это время на связь вышел комбат. Доронин взял передатчик:

— Высота на связи.

— Слушай меня, Высота. Чуть позже авиация проведет воздушную разведку прилегающих к вам территорий. По ее результатам будет принято решение о вашем усилении. За телами вышел взвод на «БМП», обеспечьте встречу и разгрузку. С ними прибудет корректировщик огня дивизиона, санчасть, дополнительные средства связи, продовольствие и боеприпасы.

Загрузи их своим грузом. У тебя есть какие изменения?

— Нет!

— Дай мне Егорова. — Доронин передал связь Валере. Командир начал разговор без предисловий:

— Ты действительно считаешь, что обстановка серьезна?

— Да, очень. Сами посудите, для чего противнику скапливать такие силы? Не для прогулки же? Они будут пробиваться на плоскогорье, а проход у них один — Косые Ворота. Если, конечно, не предпочтут прыгать через перевалы и уйти на восток, сделав крюк километров в двести.

— Понятно. Шах остался в горах?

— Скорее всего. Он прикрыл мой отход.

— Жаль, если погиб. Ну ладно, ждем результат разведки, потом примем решение. Все! До связи!

— До связи!

Офицеры и сержанты смотрели на Егорова. Прекратив контакт, тот обвел взглядом всех присутствующих.

— Сегодня проведут разведку с воздуха и решат, что с нами делать. Это все!

— Почему ты, капитан, не сказал, что в горах больше тысячи штыков боевиков, почему вы с Дорониным оба не доложили об этом? — чуть не сорвавшись на крик, спросил Панкратов.

— А где доказательства тому, что их там тысяча? Со слов Шаха, отряд Костолома насчитывает до тысячи голов. Я сам видел около трехсот. Где точные данные?

— Так добудь их! И какая разница, сколько их там? Нам нужна помощь, неужели не ясно? Кому тут воевать-то, по большому счету?

— Кому, спрашиваешь? Мне, Доронину, тебе, всем, кто находится здесь. И вообще, Сань, прошу, огороди меня от нытья твоих подчиненных. — И резко в сторону Панкратова:

— А ты утри сопли и сделай так, чтобы я тебя не слышал. Сказано же тебе — разведка будет проводиться, ну чего еще не ясно? Не при сержантах будь сказано.

— Разведка, рекогносцировка. Ну ждите, мать вашу, дождетесь, когда всем головы поотрезают, — Панкратов явно потерял контроль над собой: — За что класть голову тут? За сраный аул? За что?

— Панкратов! — Доронин поднялся. — Пошел вон отсюда, командование высотой передаю сержанту Голикову из взвода спецназа, а ты проваливай куда хочешь.

— Вот ты как? Ты, значит, герой, а я дерьмо. Только не герой ты, Доронин. Дурак ты. Времена Матросовых прошли. Неужели ты этого не понимаешь, ты, которого по возвращении выкинут из армии, как ссаный матрац? За что воюешь, Доронин?

— Ах ты, сучонок! — Егоров вскочил с места, и если бы не Голиков, то Панкратов едва бы увернулся от увесистого кулака капитана.