– Моя промашка, – признал я.
– Тогда пошли дальше. Как ты уже понял, я сообщил Вольфару, что вставать под его знамена не намерен ни на каких условиях, а с его стороны предлагать такое мне, представителю исконно враждебных сил, было бы попросту смешно, если б не так дурно пахло. Он воспринял отказ спокойно, подтвердил, что ожидал его, и избавил меня наконец от своего общества. Визит Вольфара, как ты, может быть, заметил, пришелся почти накануне моего отъезда на Новую Калифорнию, и я сразу подумал, уж нет ли тут какой связи? А если есть, то не стоит ли мне отказаться от участия в симпозиуме? Научная репутация моя от этого мало бы пострадала – она и так достаточно высока, но… Но что бы мы ни думали и ни чувствовали про себя, казаться трусом никому не хочется, верно?
Я молча выразил свое согласие. Больше из вежливости. Но Уилкинс не удержался от возражения:
– А по мне – так лучше быть живым трусом, чем мертвым героем! С ними такое частенько случается.
– Может быть, мистер Уилкинс. Но вы не родились на Кертории, – холодно подчеркнул Бренн. – А я – родился. Поэтому и полетел на Новую Калифорнию, о чем, пожалуй, сейчас не жалею. Правда, не буду скрывать, что однажды об этом пожалел. Когда обнаружил, что Вольфар летит на одном корабле со мной! Тут уже последние сомнения в случайном стечении обстоятельств у меня отпали. И хотя на прямой вопрос он не задумываясь ответил, что летит побеседовать с тобой, Ранье, я чуял, что затевается нечто крупное. Слишком уж удобная ситуация для начала козней: трое керторианцев на одной планете – редчайший случай!
– Тем не менее ты, конечно, не счел нужным предупредить меня. Зачем искать себе лишние неприятности? Да, Бренн?
Он изготовился для резкого ответа, но теперь уже я был прав, поэтому в конце концов только виновато улыбнулся:
– Ну извини, старик! Это я смалодушничал, признаю!
– Забыли! – теперь уже я не упустил случая проявить великодушие.
– Однако к моменту высадки у меня уже созрел некий план, как можно обезопасить себя от возможных неприятностей. Очень простой. Я старался ни на мгновение не оставаться один, даже ночью. И это мне удалось. Так что если бы ты взял на себя труд проверить, где и когда я был на твоей планете, то и сам обнаружил бы, что убить Вольфара я не мог никак. Не знаю уж, в котором именно часу ему перерезали глотку… думаю, ты больше в курсе… но я с восьми вечера до двух часов ночи находился безотлучно в ресторане вашего университета, где пьянствовал в достаточно веселой компании. И большой – подтвердить мои слова может куча народу. На языке графа Деора это называется алиби, Ранье!
Признаться, я был доволен и, не скрывая торжества, взглянул на Уилкинса, но тот был по‑прежнему хмур и только поинтересовался:
– И кто же эта куча? Имена и фамилии у нее есть?
– А как же, – ухмыльнулся Бренн. – Я на всякий случай составил по памяти списочек тех, кто там был. Перед уходом можете забрать и проверить на досуге. Если будет желание…
– Да едва ли. – Меня он убедил. – А что было дальше?
– Ага! – живо подхватил он. – Вот дальше был один очень странный момент, объяснения которому я не мог найти вплоть до твоего сегодняшнего рассказа. Помнишь, ты спросил, как я узнал о смерти Вольфара, а я ответил, что из этой вашей местной газетенки, не помню названия… Тебе это не показалось странным?
– Еще как. Но я подумал потом, что ты имел в виду компьютерную газету.
– Ничего подобного. Я сказал тебе чистейшую правду – это была та же самая газета, которую ты держал в руках. Когда двадцать третьего я спустился из номера, то обнаружил рядом со своим прибором – а я всегда садился на одно и то же место – эту чертову газету, заботливо развернутую прямо на фотографии Вольфара. |