– А двенадцать – наоборот, – подхватил Реналдо Креон. – Не правда ли, Ваше Высочество?

Фактически это был открытый призыв просто позабыть о смерти Вольфара или тоже договориться о несчастном случае. И, судя по отсутствию какой бы то ни было реакции на эти реплики, согласись Принц посмотреть на дело в таком ракурсе, на том Совету и конец. Но лицо Принца оставалось непроницаемым, пока он что‑то взвешивал в своем хитроумном мозгу, а улыбка, предшествовавшая словам, сразу же разбила проклюнувшиеся в моей душе надежды.

– Позволю себе говорить откровенно. С моей стороны было бы смешно прикидываться, будто я переживаю из‑за смерти герцога Рега. Так же как и большинство из вас. – Принц мельком глянул на меня, отчего я сразу же почувствовал себя неуютно. – Но если отвергнуть возможность того, что герцог погиб от руки некерторианца и при этом никто из нас за этим не стоял, а в такое едва ли кто поверит, то, господа, мы имеем дело с клятвопреступлением. Поэтому я вынужден поставить вопрос под следующим углом: неужели мы уже настолько очеловечились, что сможем закрыть глаза на клятвопреступление?

Как вы понимаете, ответить на вопрос, поставленный под таким углом, положительно было немыслимо, что все и выразили тем или иным отрицательным жестом, – я, например, просто помотал головой. Однако тут существовал сомнительный момент, о котором вспомнил, наверное, каждый, но упомянуть решился лишь Князь Д'Хур:

– За одним исключением!

Я отметил, что он так и не избавился от своего каркающего горского акцента.

После этого все уже в открытую уставились на герцога Венелоа, но знаменитый пират не повел и бровью.

– Можете об этом забыть, – бросил он и, когда недоумение приблизилось к апогею, сообщил: – Я присоединяюсь к договору!

Как бы ни отнестись к такому заявлению, а я очень удивился, но что тут возразишь? Принятие клятвы – штука исключительно добровольная, не требующая чьих‑либо санкций…

– Но клятва не имеет обратной силы! – не унимался Князь.

– Моя – имеет, Марандо!

Карлик приосанился и, набрав в грудь побольше воздуха, стал похож на приготовившийся к взлету монгольфьер. Однако взлет пришлось отложить – даже Марандо понимал, что любое продолжение может быть приравнено к обвинению Венелоа в причастности к убийству, а подобным в запальчивости не бросаются…

– Я рад, господа, что мы по‑прежнему смотрим на вещи одинаково, – подытожил Принц с заметной ноткой иронии. – Но тогда нам придется доподлинно выяснить обстоятельства сего трагического случая. Если, конечно, никто не хочет высказаться сразу…

Это было вежливым приглашением к признанию, и, с моей точки зрения, оно не было столь уж пустым сотрясением воздуха. Чистосердечное раскаяние мало кого могло взволновать, но ведь теоретически возможны были самые неожиданные варианты. Особенно в отношении Вольфара…

Но в зале царила тишина. Все стояли не шелохнувшись и смотрели прямо перед собой. Позиция, занятая мной, была особенно удобной, потому как диаметрально против меня стоял Бренн. Правда, на его расслабленно‑угрюмом лице не отыскалось бы и следа какой‑нибудь завалящей эмоции, даже под большим увеличением…

– Ну нет так нет. – В голосе Принца промелькнуло странное удовлетворение. – Значит, будем проводить расследование. Не так ли?

– Это, между прочим, тоже не в духе традиций, – заметил Президент Рэнда.

Верное замечание. В керторианском языке даже не существовало слова “расследование”, и Принцу пришлось использовать описательный оборот. Нет, поймите, это ни в коем случае не означает, что у нас дома не происходит убийств. Напротив, этого добра там сплошь и рядом.