Никто не знал, какое сильное впечатление произвело это событие на четвертого механика Сашу Самойлова. Да нет, никаких теплых чувств к обалдую Бражникову он не испытывал. И ничего жуткого в этой истории не было: ну, сдвинулся человек, бывает. И пить действительно надо поменьше… Вот только… Эх, не надо об этом думать!

Но окончательно Сашу пробил совершенно незначительный эпизод.

Забрел он как‑то случайно в кают‑компанию. Мужики увлеченно смотрели по “видику” космическую эпопею. “Держись, Сэм, – без выражения переводил голос за кадром. – Они атакуют. Плазменная пушка вышла из строя”.

– Жжарги, – громко сказал кто‑то над ухом.

– Что?! – Саша заорал так, что все обернулись.

– Жарко, говорю, – мимо прошел боцман, вытирая платком лицо и шею. – Скоро вся команда взбесится.

Саша немедленно отправился к доктору и потребовал самого сильного успокаивающего, какое только есть.

Сергей Сергеевич внимательно посмотрел в глаза четвертому механику и молча накапал ему сорок капель корвалола. Саша обиженно выпил корвалол и побрел к “деду”. Неплохой он мужик, наш доктор, но его тоже донимала жара и многочисленные случаи расстройства желудка у членов экипажа. Прояви он к Саше чуть более профессиональный интерес, неизвестно, как бы закончился для Самойлова этот рейс. Потому что он шел к Сергеевичу с намерением поговорить по душам. И по сравнению с тем, что мог бы рассказать Саша, голые мужики, являвшиеся к матросу Бражникову, показались бы детскими игрушками.

У стармеха оказалась “в заначке” бутылка хорошей водки. Сашин порыв выложить все начистоту о своих приключениях уже угас. Поэтому просто посидели, поворчали, деликатно обложили капитана, почмокали о кубинских девушках, покряхтели о бывших женах (оба, как оказалось, разведены) и разошлись, довольные друг другом.

Но вот с тех самых пор не стало у Саши ни одной спокойной минуты. Особенно за работой: когда руки сами знают, что делают, а уши чутко улавливают малейший неправильный шум, в голову и лезут воспоминания.

Если начинать сначала… А где оно, это начало? Почему так шибануло послышавшееся нелепое слово “жжарги”? Или откуда у Саши шрамы на руке? Или как и отчего умерла его бабушка? Не такие уж странные и случайные вопросы, как могло бы показаться. А может, напрямик спросить: не знакомы ли вы с неким доктором Поплавским из петербургского Нейроцентра? А?

Легче всего, конечно, было бы махнуть рукой и покорно согласиться на версию о талантливом гипнотизере. Так, помнится, заканчивалась “Мастер и Маргарита”? Валерка, кстати, сразу сказал Мишке, когда тот рассказывал о катастрофе в метро: “гипноз”. Ну и что, что свидетелей много? Подумаешь – милиция, протоколы… Мент – он тоже человек, его тоже загипнотизировать можно.

Ладно, валяй по порядку.

Жил‑был в Петербурге парень. Звали его Саша Самойлов. Далее следует стандартная анкета: школа, Институт водного транспорта, рыболовное судно. Женился, развелся, детей нет. Семья: мать, сводная сестра, бабушка. Стоп. С бабушки, а верней сказать – с ее смерти, все и началось.

Нашли Оксану Сергеевну Людецкую рано утром в скверике на Петроградской стороне. Она мирно сидела на скамейке и улыбалась. Женщина она была уже очень пожилая, поэтому естественных причин для смерти было предостаточно. Нашлись, однако, два странных обстоятельства, которые насторожили любимого внука Сашу. Во‑первых, отличная двухкомнатная квартира на Каменноостровском проспекте оказалась завещанной совершенно постороннему человеку. И во‑вторых, изможденная старуха, лежавшая в гробу, хоть и была Оксаной Сергеевной, но совершенно не походила на румяную упитанную бабушку, которую Саша видел всего за неделю до ее смерти.

Здесь остановимся на минуту и поговорим немного о другом жителе Петербурга.