Анька умирала от любопытства и жажды новых ощущений, и Катюша это понимала.
— Ну и в-четвертых, — торжественно провозгласила Анька, подняв грязный палец чуть не к самому потолку, — в-четвертых, вот объясни ты мне, дурында, на кой черт он вообще тебе сдался?! Этот твой Валентик? Столько стоящих мужиков кругом! Может, у твоего Валентика в штанах какое сокровище необыкновенное, а? Может, он у Фаберже натурщиком подвизался?
— Перестань, пожалуйста, или я сейчас уйду! — Пошлости Катя не выносила.
Она нервно задвигала по пластмассовому столику вазочку с мороженым (разговор происходил в любимом обеими с детства кафе «Шоколадница»). Смущение было вызвано тем, что Катюша и сама не смогла бы дать четкий ответ на вопрос, чем именно шалопаистый Валентик завоевал ее однажды раненное любовью сердце.
Сначала она относилась к ласковому, но беспардонному малому с насмешливым недоверием. Катюшу безмерно удивляла манера нового знакомого брать все, что ему понравится, с таким видом, будто право на все эти блага закреплено за Валентиком с самого рождения где-то на Небесах. Совсем скоро его детская непосредственность стала ее умилять. А затем она начала ловить себя на мысли, что тонет в этих огромных ласково-безмятежных глазах. И даже в его жизненном кредо «После нас — хоть потоп» стала находить известную прелесть.
Но самое главное — Валентик совершено ясно дал понять, и подтверждал это при каждом удобном случае, что он нуждается в Катюше. С ней это было впервые, чтобы мужчина — как ни крути, Валентик все же был мужчина — так откровенно зависел от нее. И эта зависимость его нисколько не тяготила. Напротив, рядом с Катей молодой человек становился особенно трогательным и беззащитным. Иногда Катюша ловила себя на мысли, что ей хочется обнять Валентика и плакать над ним — просто так. Без всякой видимой причины, как плачут над здоровыми, румяными и ласковыми детьми счастливые экзальтированные мамаши.
Ну и потом, Валентик все-таки был ее первым мужчиной. Это тоже что-нибудь, да значило. А если быть честной, то это значило почти все…
Полгода продолжался этот странный роман, и никто из них не заговаривал о свадьбе. «Во-первых», как сказала бы Анька, Валентик был хоть формально, но все-таки женат, а «во-вторых», Катюша чувствовала себя вполне счастливой, просто таская ему бутерброды из дома и подкармливая Валентика в памятной столовке в перерывах между парами. Любовью они могли заниматься только тогда, когда Катина мама, работавшая контролером в метро, уходила в вечернюю смену. Старенький диванчик в Катиной комнатке с дешевыми бумажными обоями покряхтывал и пихался пружинами, но они не вслушивались в это стариковское ворчание, обнимаясь, перекатываясь, урча и впиваясь друг в друга до боли, до крика, до изнеможения, до сладостной истомы.
Катюша была почти счастлива. По крайней мере, со стороны она выглядела именно такой.
— Валя! Вставай, хватит валяться. Давай-давай, солнышко, поднимайся. Надо диван собрать, следы преступления уничтожить. Мама возвращается через полчаса, она никогда не опаздывает.
— Куда же я пойду? — вдруг недоуменно спросил Валентик, обеими руками удерживая простыню, которую с него нежно, но настойчиво стаскивала Катюша. — Котик, не толкайся, умоляю… Я устал, я хочу есть, я хочу спать… Ты же не выгонишь меня на мороз?
— Валюта, честное слово, если мама застанет нас вместе, у меня будут крупные неприятности. Ну поднимайся, золотце мое, вставай, ну пожалуйста, ну сделай над собой усилие… Давай-давай… Ножками, ножками…
— Ты совсем не любишь своего маленького бедного мужичка, — притворно захныкал Валентик, одновременно притягивая Катю к себе и ловко проводя мягкой ладонью по ее голой спине. |