Дом был построен никак не позднее начала века, но от того старого дома в нем остались, похоже, одни стены. На розовой штукатурке красовались белые завитки лепнины, навесы над парадными подъездами подпирали мускулистые атланты. У ближайшего атланта был отбит нос, отчего тот здорово смахивал на запущенного сифилитика.

Дубовая дверь подъезда была оснащена домофоном. Юрий набрал на панели номер квартиры Арцыбашева. Встроенный в панель динамик ожил, издав предсмертный хрип, и голосом Арцыбашева произнес:

– Заходи, Филарет.

Одновременно с этим раздался щелчок открывшегося замка. Юрий взялся за дверную ручку, но задержался на секунду, чтобы спросить:

– А ты откуда знаешь, что это я?

– Московское время – семнадцать ноль-ноль, – ответил Арцыбашев. – У меня как раз часы бьют. Точность – вежливость королей.., и Филарета. Давай, заходи. У меня тут все накрыто, жрать охота до потери сознания.

– Угу, – сказал Юрий, – иду. Потерпи немного, не умирай.

Он потянул на себя тяжелую дубовую створку и вошел в прохладный вестибюль. Погруженный в чтение газеты охранник за столиком справа от лестницы поднял голову и выжидательно посмотрел на него.

– В семнадцатую, – сказал Юрий.

Охранник молча кивнул и снова уткнулся в свою газету. Видимо, он был предупрежден о том, что в семнадцатой ждут гостей. Юрий прошел мимо столика и, игнорируя лифт, стал подниматься по широкой каменной лестнице с пологими ступеньками и витыми чугунными перилами, поверх которых лежал гладкий дубовый поручень. По этому поручню, наверное, было здорово съезжать на животе, и Юрий, внезапно развеселившись, дал себе слово, что когда-нибудь непременно попробует.

Семнадцатая квартира оказалась расположенной на четвертом этаже. Напротив нее была только одна дверь. Позади Юрия находилась решетчатая шахта лифта, вокруг которой змеей обвивалась лестница, а прямо перед ним было огромное, отмытое до невероятной прозрачности полуциркульное окно с замысловатым переплетом, выходившее во двор. Плиточный пол под ногами был скользким как стекло, и Юрий ступил на него с некоторой опаской.

Дверь квартиры распахнулась ему навстречу. Юрий ожидал увидеть Арцыбашева, но на пороге появилась какая-то полноватая особа средних лет в строгом темном платье и белоснежном фартуке. Она выглядела как стопроцентная горничная, и в первый момент Юрий слегка опешил, приняв ее за жену Арцыбашева. Он решил было, что у Цыбы довольно странный вкус, но, как только женщина заговорила, стало ясно, что она не только выглядела как прислуга, но и являлась таковой на самом деле.

– Проходите, – сказала она, – Евгений Дмитриевич и Елена Павловна в гостиной. Юрий остановился на пороге.

– Елена Павловна? – переспросил он.

– Жена Евгения Дмитриевича, – пояснила прислуга. – Что-то не так?

– Да нет, все в порядке. Простите.

Он вошел в огромную, как миниатюрный спортзал, прихожую и слегка вздрогнул, увидев свое отражение в огромном, во всю противоположную стену, зеркале. Вид у него в старом цивильном костюме действительно был довольно нелепый, а скромный букет, который он неловко сжимал в руках, только усиливал это впечатление. “Совсем одичал, – с чувством, близким к панике, подумал он. – Да, брат, это тебе не от снайперов прятаться… Надо же – Елена Павловна! По имени он ее выбирал, что ли?"

Он тряхнул головой.