Фургон с рекламой бульонных кубиков, издав похожий на продолжительную отрыжку звук, неуклюже развернулся и укатил – он уже выполнил свою задачу. Змей на мгновение позавидовал водителю фургона – он был в безопасности, чего нельзя было сказать о них троих. С начала операции прошло не больше полутора минут, но Змею они показались вечностью. Он чувствовал, как драгоценные секунды одна за другой ускользают в небытие, а ведь их и без того было мало.
Покосившись на Стаса, он увидел, как бывший лейтенант Кузнецов сделал характерное движение рукой. Змей плашмя бросился на асфальт, прикрыв голову руками. “Совсем спятил, – подумал он. – Бабки потом метлой придется сгребать…"
Граната, лениво вращаясь, пролетела по пологой дуге и с глухим стуком упала на покрытый резиновым ковриком пол фургона. Змей зажмурился и широко открыл рот, чтобы уберечь барабанные перепонки. Внутри броневика глухо ахнуло, в доме напротив со звоном посыпались стекла, и почти в то же мгновение раздался еще один хлопок, показавшийся Змею совсем тихим по сравнению со взрывом. “Точно, спятил, – подумал он, торопливо вскакивая. – Стрелять-то зачем? Неужто по прохожим лупит?"
Поднявшись на ноги, он увидел, как Стас, прижимая к горлу окровавленные ладони, медленно опускается на колени, и понял, что стрелял не Кузнецов, Это уже было совершенно непонятно и потому страшно. Оставшийся в живых после первых двух выстрелов инкассатор теперь должен был больше походить на растерзанного одичавшими собаками зверя, чем на человека, и тем не менее он все еще был жив и отстреливался.
"Хорошо стреляет, – чувствуя, как подступает паника, подумал Змей. – Слишком хорошо, мать его. Пожалуй, плакали наши денежки. Надо рвать когти, пока цел”.
Это было разумное решение. Но для того, чтобы воплотить его в жизнь, нужно было добраться до своей машины. Это означало, что Змей должен пробежать полтора десятка метров прямо через то пространство, где уже лежали, медленно остывая, Мудя и Стас. “Шлепнет, – понял он. – Шлепнет, как таракана на подоконнике. Через полчаса буду уже в морге. Ох, мать твою, ну и влип!"
Он осторожно высунул голову из-за теплого железного борта броневика, чтобы определить, где прячется противник, и немедленно с противоположной стороны машины раздался выстрел. Змей молниеносно одернул голову до того, как инкассатор пальнул из своего укрытия, но пуля все равно оцарапала ему щеку.
– Сука! – взвизгнул Змей, ничком бросился на дорогу и трижды быстро выстрелил в пространство под днищем фургона, надеясь ранить прятавшегося с другой стороны машины инкассатора в ноги.
Никаких ног там не оказалось. Одна из трех выпущенных Змеем пуль продырявила колесо, и броневик тяжело осел на левую сторону. Змей почувствовал, что эта игра ему порядком надоела. Он настолько привык выигрывать всегда и везде, что это стало для него одним из непреложных правил любой игры. Но теперешний его партнер играл не по правилам – он не желал признавать превосходство Змея в чем бы то ни было, и впервые в жизни Змей растерялся. Впервые он понял, что остроносая пуля в свинцовой рубашке вполне может попасть не в чью-то, а в его собственную голову.
Как сквозь вату до него доносился многоголосый вой автомобильных клаксонов, из развороченного кузова броневика лениво выползали серые клубы дыма. Чертова консервная банка и впрямь была сделана на совесть: она никак не хотела ни разваливаться на части, ни хотя бы гореть. Сдерживая дыхание, Змей осторожно двинулся вдоль борта в сторону кабины. Теперь уже не могло быть и речи о том, чтобы захватить деньги. Нужно было убираться подобру-поздорову, но Змею почему-то казалось, что его невидимый противник пытается ему в этом помешать.
Его сердце билось в груди редкими судорожными толчками. Угол зрения вдруг уменьшился до узкого тоннеля между двумя стенами тьмы, но зато все, что находилось внутри этого тоннеля. |