Но раздражение от присутствия Артура – его громкий голос непрестанно слышался даже здесь, в гостиной, – было несравнимо с той мукой, которую в нем вызывали мысли о Элен. Все в нем взывало к тому, чтобы обдумать и организовать западню Мечеру, заманить его в нее и покарать. Но едва Роджер принимался думать об этом, как неизменно вспоминал какой-нибудь эпизод с Элен. Нет, так у него ничего не получится, пришел он к выводу, надо убираться из этого дома.

Наконец Эрнст возвратился, цокая гипсовой ногой по кафельному полу.

– Давай еще выпьем, Роджер. Сегодня мне хочется напиться. Напьемся на пару, а?

– Я бы с удовольствием, да, к сожалению, времени нет, успею выпить с тобой только по одной. Скоро нужно возвращаться в Нью-Йорк. Поезд…

– Зачем тебе возвращаться? Я надеялся, что ты, как друг семьи, останешься, поддержишь меня. Надеялся, что ты переночуешь у меня.

– Увы, об этом не может быть и речи. Завтра с утра мне первым делом надо быть в Нью-Хейвене. Очень жаль, но ничего не поделаешь.

– Раз так, налей хоть себе, выпей на дорожку. А пока будешь пить не спеша, я успею надраться.

Роджер налил себе и стоял, глядя в стакан. Потом задумчиво сказал:

– Интересно, куда они уехали.

– В Нью-Йорк, без всякого сомнения. Элен любит Нью-Йорк. Она всегда пристает ко мне, чтобы я свозил ее туда послушать аутентичный джаз. Говорит, что если брать джаз, то в Скандинавии он довольно интересен, но не аутентичен. Должен признаться, сам я в таких вещах не разбираюсь.

– Я тоже, слава Богу, не разбираюсь. Она хорошо знает Нью-Йорк?

– Жить она там никогда не жила.

– У нее там есть друзья?

– Если и есть, то я об этом не знаю. Да они, должно быть, укрылись в какой-нибудь гостинице.

– Так ты даже не имеешь представления, где они все-таки могут быть?

– Нет, не представляю, а если бы и представлял… – Эрнст замолчал, улыбаясь и хмурясь одновременно. – Это как зараза, ты не находишь?

– Ты это о чем?

– О том, что американец говорит, например, «представляю», тогда как англичанин – «имею представление». Как если бы американцы относились к обладанию как к действию, когда для англичанина – это состояние, условие. Я связываю это с тем, что американец чаще предпочитает слово «это, этот», а британец – «то, тот». Таким образом, когда американец говорит «я делаю это», показывая важность действия по отношению к объекту, присутствующему здесь и сейчас, англичанин почти обязательно скажет «я имею то-то», демонстрируя тем самым важность для него состояния, условия, которое не требует от него действия и связано с объектом, могущим находиться в неком пространственном и временном удалении. Цель американца – доллар; цель британца – империя. Замечательно, как в этих выражениях обнажаются, выступают на поверхность скрытые исходные посылы и цели культуры. Замечательно, но не удивительно. Язык – самый чуткий социальный инструмент.

– Ты прав, – сказал Роджер. – Мне придется взять такси, иначе я пропущу свой поезд.

Он велел шоферу ехать не на станцию, а к главному входу Будвайзерского колледжа. Там, как пародия на оксфордского швейцара, его встретил у дверей скучающий человек, одетый в полицейскую форму. «Пильзнер, тридцать три, – ответил он на вопрос Роджера. – Это в первом корпусе».