Снуперы ничуть не хуже других отдыхающих, но сегодня мне почему-то особенно досадно выливать бренди тридцатилетней выдержки в раковину и отскребать камамбер с ковра в столовой. Мало того, внутри шале кто-то курил, несмотря на запрет, — из блюда с любовно приготовленными птифурами торчит окурок. Он-то, наверное, и выводит меня из себя. Я помню, как Дэнни готовил эти миниатюрные миндальные флорентини: смешивал ингредиенты, выпекал печенья, бережно окунал в тщательно темперированный шоколад, выкладывал на тарелку… Обращался с ними, как с крошечными произведениями искусства, и совершенно справедливо. А кто-то использовал их как пепельницу.

Я еще довольно долго плаваю в облаке злости, хотя к семи часам настроение немного поднимается. Комнаты убраны, в печи потрескивает огонь, разогретая духовка готова к приему сосисок, на столе мюсли в глубокой хрустальной салатнице, рядом — большие кувшины со свежевыжатым соком и кувшины поменьше, с молоком и сливками. Сверху по-прежнему не долетает ни звука. Значит, можно позволить себе посидеть десять минут с кофе и телефоном. Обычно я проверяю снежный прогноз или читаю «Твиттер», сегодня же рука сама тянется к значку «Снупа». Я лениво листаю список любимых артистов, пью кофе, смотрю, кто онлайн, кто что слушает. Здесь есть выдающиеся люди, настоящие звезды и просто весьма интересные личности, и Дэнни прав, ощущения невероятные, прямо-таки завораживающие: в наушниках — песня, которую звезда слушает в данный момент, и вы друг с другом синхронизированы, такт в такт… В Нью-Йорке полночь, у народа играют в основном спокойные композиции, которые меня в такую рань не слишком вдохновляют. Затем я натыкаюсь на небольшой классный канал британских знаменитостей, все уже бодры и веселы. Надо же, в шесть утра по Британии. Чего не спится? Возможно, они всегда в это время встают.

Я принимаюсь за мытье сервировочных мисок, слишком больших для посудомоечной машины, и притопываю в такт композиции «Rockaway Beach» рок-группы «Ramones». Неожиданно звук начинает прерываться. Пока я достаю телефон из кармана и проверяю наушники, песня умолкает совсем. Черт. Смотрю на экран. Вай-фай по-прежнему показывает сильный сигнал, но при нажатии на иконку «Снупа» всплывает сообщение: «Мы не можем получить удовлетворения. (Проверьте подключение к интернету)».

Жаль. Я возвращаюсь к посуде, теперь уже в тишине. Успеваю вымыть пару тарелок, и тут в окно справа стучат. Это Жак из пекарни в долине, принес багеты и огромный пакет круассанов. Я стягиваю резиновые перчатки и отпираю дверь, выдыхая белое облако в холодный утренний воздух.

— Salut, ma belle, — здоровается Жак.

Не вынимая изо рта сигареты, вручает мне хлеб, затягивается «Житаном» и отворачивается выпустить дым.

— Привет, Жак, — отвечаю по-французски. Говорю я на нем не идеально, однако беседу поддержать могу. — Спасибо. Что скажешь про погоду, какой прогноз?

— О, прогноз не очень, — тоже по-французски сообщает Жак и, вновь затянувшись, задумчиво смотрит в небо.

Жак — один из немногих местных уроженцев. Народ вокруг в основном приезжий: либо туристы, либо сезонные работники. Жак здесь вырос и прожил всю жизнь, его отец владеет пекарней в Сент-Антуан-ле-Лак. Через несколько лет он выйдет на пенсию, и Жак его сменит.

— Как думаешь, удастся сегодня покататься на лыжах? — спрашиваю я.

Жак пожимает плечами.

— Разве что утром. Днем же… — Подняв руку, он вертит ладонью вправо-влево. Жест, которым французы обозначают неопределенность. — Будет сильный снегопад. Видишь, какие тучи над Дамой?

Дама — это Ле Дам Бланш, высокая гора, которая нависает над долиной и отбрасывает почти постоянную тень на шале.