— Разве в снегопад кататься нельзя? — спрашиваю.

Тофер смеется, будто я сказала глупость.

— В принципе можно, хотя удовольствия никакого. Все равно что бегать под дождем. Ты никогда не каталась на лыжах?

— Нет.

Я замечаю, что жую заусеницу, и отдергиваю руку. В голове звучит обеспокоенный мамин голос: «Лиз, пожалуйста, не грызи ногти. Ты же знаешь, папа этого не любит». Чтобы заглушить ее слова, я громко говорю:

— По-настоящему — нет. Однажды, еще в школе, нас возили на искусственный лыжный склон, но вряд ли это назовешь катанием.

— Тебе понравится, — говорит Тофер с обычной возмутительной уверенностью.

Он, естественно, не может знать, понравится мне или нет. Только его заявлениям почему-то веришь. Когда Тофер произносит «твои деньги будут в целости и сохранности», или «это шикарная инвестиция», или «больше никто не предложит подобных условий» — ты не сомневаешься. Подписываешь чек. Открываешь депозит. Вверяешь в руки Тофера все.

Потому-то он, наверное, и стал тем, кем стал. Сногсшибательная уверенность. Черт!

Я в ответ молчу. Впрочем, ответа Тофер не ждет. Стреляет в меня ослепительной улыбкой, отхлебывает «Крюг» и отворачивается к водителю.

— Мы почти приехали, верно?

— Comment? — переспрашивает француз.

Тофер улыбается с преувеличенным терпением, повторяет медленнее:

— Почти. Приехали?

— Presque, — грубовато бросает водитель.

— Скоро, — тихонько перевожу я и сразу об этом жалею.

— Не знала, что ты говоришь по-французски, Лиз, — замечает Ева.

Обернувшись, она смотрит на меня. Улыбается. Слова произносит, будто медали раздает.

«Ты многого обо мне не знаешь, Ева», — думаю. Вслух же бормочу:

— На уровне школьной программы. Не очень хорошо.

— Ты, оказывается, темная лошадка, — с восхищением говорит Ева.

Она хочет мне польстить, но похвала звучит снисходительно, ведь английский — второй язык Евы после нидерландского, а еще она свободно владеет немецким и итальянским.

Не успеваю я ответить, как микроавтобус останавливается, шины скрипят по снегу. Я выглядываю в окно. Вместо ожидаемого шале вижу темный вход в заснеженный холм и вывеску «Ле фуникулер де Сент-Антуан». Горнолыжный подъемник? Уже?

Удивлена не я одна. Приземистый Карл, юрист «Снупа», тоже выглядит озадаченным. Водитель выходит и начинает разгружать чемоданы.

— Дальше пешком, что ли? — не понимает Карл. — Я снегоступы не брал, между прочим!

— Мы отдыхаем в Сент-Антуане 2000, — поясняет помощник Тофера.

Еще в самолете я выяснила, что помощника зовут Иниго. Он американец, блондин и вообще красавец. Отвечает Карлу и заодно обращается ко всем нам:

— Это Сент-Антуан-ле-Лак, вокруг разбросано много поселений, некоторые состоят из двух-трех шале. Наше расположено на высоте семи тысяч футов… в смысле, двух тысяч метров, — поспешно поправляется он, когда Ева поднимает бровь. — Туда нет подъездных дорог, и остаток пути нужно преодолевать на фуникулере. — Иниго кивает на дыру в холме.

Глаза немного привыкают к темноте, и я различаю внутри турникет, а рядом в маленькой кабинке — мужчину в форме; он со скучающим видом рассматривает что-то в телефоне.

— Вот билеты на всех, — добавляет Иниго, показывая пачку бумаг.

Выбираемся из микроавтобуса на мягкий снег. Иниго раздает билеты, мы топчемся на месте, смотрим по сторонам.