Кира Измайлова. Одиннадцать дней вечностиФеи – 3
1
В лицо хлестал колкий снег, не было видно ни зги. Ветер продувал насквозь, теплая шаль давно потерялась в пурге, подол изорвался о ветки кустарника, в который я забрела, плутая почти что вслепую. Один башмак потерялся в сугробе, у второго оторвалась подошва, пришлось бросить и его. Чулки порвались, и ступни горели огнем, словно я ступала по раскаленным углям — странно, снег ведь такой холодный! А пальцев я уже не чувствовала вовсе. И к лучшему. Раз, упав и пытаясь подняться, я увидела свой кровавый след, быстро пропавший в поземке… Я провалилась в овраг и чудом выбралась оттуда, не переломав ног, но теперь я была в снегу с ног до головы, и одежда уже не спасала от пронизывающего ветра. Но я шла вперед, спотыкаясь, падая и поднимаясь, потому что знала — если я не встану, то замерзну уже наверняка. Кажется, мне удалось выйти или на дорогу, или на поле: снега по-прежнему было много, но под окоченевшими ногами ощущалась относительно ровная земля, а не бесконечные кочки и канавы, коварно выступающие узловатые корни и спрятавшиеся в сугробах кусты. Быть может, поблизости есть какое-нибудь жилье? Да пусть бы и стог сена — хоть немного обогреться, не чувствовать обжигающего ледяного ветра! Впереди вдруг появилось что-то темное, и я, пытаясь разлепить обледеневшие ресницы — слезы замерзали на щеках, — в страхе подумала, что вьюга вновь закружила меня, и я опять свернула в лес и наткнулась на дерево… Но чу!.. Сквозь посвист ветра я различила скрип снега, звяканье — и из снежной круговерти вдруг показалась лошадиная морда. Конь шумно всхрапнул, отпрянул и заржал, вскинувшись на задних ногах, а я, отшатнувшись, упала наземь. Люди! Неужели это взаправду? Если бы я могла, то позвала бы на помощь, но голоса не было. Сейчас они проедут мимо, не заметив меня, и тогда мне уж точно придет конец… — Тише, тише! — услышала я. — Что с тобой? — С вами все в порядке, господин? — окликнул кто-то еще, и я увидела еще несколько смутных теней — это были всадники. — В полном, — отозвался тот, — только Шварц что-то заартачился. — Позвольте, я поеду вперед, господин. Может, ему не по нраву пурга? Второй конь едва не наступил на меня, но вовремя остановился, всхрапнув. — Ого!.. — Что там, Ганс? — нетерпеливо спросил первый всадник. — Человек, господин! — Второй тяжело спрыгнул наземь. Мужчина наклонился надо мной, смахнул перчаткой снег с моего лица… — Это женщина! — крикнул он через плечо. — Совсем молодая и… да, еще живая, господин! Во всяком случае, дышит и вроде бы в сознании! — Вижу… И что же ты медлишь? — раздалось сверху. — Бери ее в седло! — Как прикажете, господин. — Да закутай хорошенько, возьми хоть мой плащ… — Уж обойдусь своим… — буркнул тот. — Эй, Марк, ну-ка, снимай обмотки — девка босая, поморозится совсем! Давай, поживее, а то и я окоченею, ишь, ветер какой, будто ведьмы бесятся! — Оставь, Ганс! — окликнул первый. — Давай ее сюда. Помоги, мне не справиться… — Сударь, но… — Делай, что я говорю! И давайте-ка, прибавьте ходу! — А те трое? — Небось не отстанут, — непонятно ответил мужчина. — Погоняйте! Что делали со мной, я уже не чувствовала. Помню только, как меня подняли на руки и взгромоздили на лошадиную спину, а потом меня окутала тяжелая шелестящая ткань, еще хранившая тепло владельца. |
