Дарку так и не удалось насладиться красотой фронтального движения шеренг, испытать чувство приятного возбуждения от первого залпа, увидеть красочную картину слияния двух войск в смертельной схватке. Впрочем, он уже привык находиться в резерве. Его отряд недаром носил гордое название «Эскадрон последней атаки». Как и у двух других специализированных отрядов: «Фурии» и «Мангусты», задача Эскадрона состояла в нанесении последнего, решающего удара в битве.

Вот уже два часа солдатам приходилось прислушиваться к отдаленному грохоту сражения и рисовать в воображении ужасные картины схватки. Приказа о выступлении так и не было. Это казалось странным и непонятным. В сердце каждого кавалериста жила тайная надежда, что командование решило не бросать в бой резервные подразделения.

Каждый из них томился мучительным ожиданием, испытывал страх перед предстоящим сражением, но открыто показывать свои чувства не решался. Каменные лица всадников, угрюмо смотревшие из-под забрал шлемов, не выражали никаких эмоций. В элитные отряды набирались только опытные наемники, прошедшие горнила нескольких войн. В их среде было не принято выставлять напоказ свои переживания, тем более на глазах командира.

Прошел еще час, затем другой, и наконец-то на холме появилась фигурка всадника, скачущего в расположение части. Буквально в нескольких метрах от командирских палаток конь рухнул на землю, волоча за собой мальчишку в форме вестового. Паренек был шустрым, быстро вскочил на ноги и кинулся с донесением к ближайшему офицеру, которым и оказался капитан Аламез.

– Ваше благородь… беда… разбиты!!! Прорыв конных бригад… Приказ командующего всем резервным подразделениям… Остановить любой ценой… Прикрыть отступление штаба.

Слова посыльного воспринимались с трудом, в них трудно было поверить, но приказы не обсуждаются, они выполняются автоматически. Прикрыть, значит, прикрыть, остановить, значит, остановить!

– Ну вот, ребята, и дождались! – выкрикнул солдатам Дарк, быстро вскакивая в седло. – А ну, живо по коням, штаб отступает, пора вступить в бой настоящим воякам, доказать, что не зря воруете казенные харчи, дармоеды! Не все потеряно! А ну, галопом, во всю прыть, вперед, не жалеть никого!!!

Отряд мчался во весь опор, чтобы отвлечь на себя прорвавшуюся в тыл конницу противника. От бьющего в лицо ветра слезились глаза, кровь приливала к голове и хотелось лишь одного: крушить, резать, топтать врага, пытающегося похитить у них победу.

Бой шел полным ходом, шел везде, начиная от передовых рубежей противника и до самых штабных палаток имперской гвардии. Единого фронта уже давно не было, были отдельные группки людей в черных мундирах, с отчаянием крысы, зажатой в угол, отбивающиеся от наседавшего со всех сторон врага.

Сотни полторы легких пехотинцев из дивизиона Форже пытались сдержать натиск кавалерийского эльфийского полка, прорывающегося к штабным палаткам. Пехота стояла насмерть, держа линию фронта, в которой вязла кавалерия. Отчаянно сопротивляясь, солдаты падали один за другим под ударами острых секир и конских копыт. Помочь им уже никто не мог, их гибель была лишь вопросом времени, которого оставалось все меньше и меньше. Пехотинцы понимали, что они обречены, однако держали строй. В голове каждого из них жила непреклонная, как сама правда, мысль: «Мы живы, пока держим строй, мы живы, пока вместе».

Будь Дарк немного постарше, немного поопытнее, то понял бы, что все уже давно потеряно, но… Эх, молодость, молодость!

С сумасшедшим воем, гиканьем и криками Эскадрон врезался в левый фланг противника, опрокидывая и подминая под себя застигнутых врасплох эльфов.