— Иван Алексеевич, вы же открыли дверь?
— Ну и что?
— Я в пять квартир звонила, и только вы открыли.
— Что ты хочешь сказать? Что я и есть сумасшедший?
— Настоящий мужчина всегда немножко не в себе.
То, что я пил и курил среди ночи, было глупо, но то, что я увлекся разговором с этой девицей, вообще необъяснимо. Более того, я вдруг почувствовал признаки сердечной смуты, которую не испытывал много лет. Словно теплый ароматный ветерок коснулся ресниц и проник в грудь.
— Послушай, девушка. Ночевать ты здесь не останешься. И провожать я тебя не пойду. Тот мир, где ты обитаешь, ненавистен мне весь целиком. Делайте там что хотите: насилуйте младенцев, колитесь, нюхайте, совокупляйтесь, убивайте друг друга, — меня все это не касается. Искренне жалею, что открыл дверь. Помрачение нашло.
— Вы меня боитесь?
— Конечно, боюсь. Я же человек. Человек должен бояться бешеных собак.
— Я не бешеная собака.
— Не знаю, кто ты, и знать не хочу. Тебе еще налить?
Протянула чашку.
— Иван Алексеевич, вас тянет ко мне, я же вижу.
Сказала покровительственно, но без осуждения.
— Может, и тянет. Не имеет значения.
— Мы с вами похожи, я тоже их боюсь. Раньше не понимала, теперь понимаю. Раньше они казались мне сильными, отчаянными, свободными, но это скоты. Даже не собаки. Скорее шакалы.
— Знать ничего не хочу, — тупо повторил я. После этого мы выпили водки, покурили, и Оля сказала, что неплохо бы заварить кофейку. Я сказал: сама заваривай, я ночью кофе не пью. Она взялась хлопотать: управилась с кофе, разыскала в шкафу коробку шоколадных конфет, о которых я давно забыл. Понюхала, поморщилась: ничего, сойдут. Налила себе кофе, а мне чай. Уселась напротив в некоторой задумчивости.
— Ты чего? — спросил я. — Сыр вон в холодильнике.
— Мне нужно умыться.
— Ну так иди.
Вернувшись (побыла в ванной минут десять), задала вполне естественный вопрос:
— Вы, наверное, развелись, да?
— С кем развелся?
— С женой. У вас же была жена, да? У таких, как вы, обязательно должна быть жена и дети. Вы же не бешеная собака.
— Почему тебя это волнует? Ты что, собираешься здесь навеки поселиться?
— Нет, я скоро уйду. Только чуть-чуть посветлеет.
— Посветлеет часа через три.
— Ложитесь, Иван Алексеевич, я одна посижу. Не бойтесь, ничего не трону. Я вам так благодарна, честное слово.
Старая, вечная, как мир, сказочка: пустил зайчик в дом лису.
— Совсем необязательно сидеть до утра.
— Вы, может быть, опасаетесь, что я заразная?
— В каком смысле?
— Ну, СПИД там и все такое.
— Почему я должен опасаться?
— Мужчины ко мне обычно тянутся, а вы будто отстраняетесь.
— Оставь, пожалуйста… — У меня появилось желание напиться. — Чудные люди, ей-Богу! — я развел руками, словно действительно удивился. — По твоим словам, тебя час назад чуть не грохнули. И вот, как ни в чем не бывало, ты закидываешь новую удочку. Ловишь очередного клиента. Это же противоестественно.
Опустила глаза и слегка покраснела. Или показалось?
— Зачем вы так, Иван Алексеевич? Понятно, вы не можете думать обо мне хорошо, но поверьте, я не шлюха.
— А кто же ты?
— Обыкновенная девушка. Живу, как умею. Как все живут. Пусть немного запуталась, заигралась, но что же теперь делать? Посоветуйте, вы взрослый мужчина. Я же не хочу умирать.
Слушать ее было так странно, как если бы я вышел на контакт с иной цивилизацией.
— Они впрямь могут тебя убить?
— А то вы не знаете, как это бывает. |