Испанец вытер руки о штаны и взглянул на меня.
— Пора в путь, — сказал он. — Я чувствую запах смерти.
Джон Джей Баттлз уже сидел на коне. Мы не заставили его долго ждать, хотя опять пришлось расседлать лошадей и заменить их другими.
К концу дня жара сделалась нестерпимой, ни малейшего дуновения ветерка. Мы продолжали скакать, стараясь поменьше поднимать пыль. Вдруг Мерфи разглядел дым костра, который в форме вопросительного знака поднимался от подножия холма. Мы знали, чем это чревато, и, пришпорив коней, помчались к северу, насколько позволяла местность.
После полуночи мы остановились в небольшом овраге и разбили лагерь. Правда, костер разводить не рискнули.
Незадолго до рассвета мы опять были в седлах и двинулись вперед. Вскоре миновали деревню.
— Трес-Аламос, — сказал Рокка.
«Три Тополя» — такое название носили многие деревни. Мы миновали еще одну, держась от нее как можно дальше, потому что у нас не было времени отвечать на вопросы крестьян. Да им и не понравилось бы, если бы мы привели за собой апачей. Эта деревня называлась Сенокипе — «Дерево с Дуплом».
Мне нравились названия, которые в этих местах давали поселениям: Санта-Росалия… Соледад… Ремедиос, Сайопа, Накори, Чимала, Кибури. Окитоа — «Гнездо Ястреба», Батуко — «Источник», Кумурипа — «Крысиная Нора», Матапе — «Красный Утес» и Бакадегуаци, что означает «в Белых Горах». Люди, первыми пришедшие на эту землю, давали поселениям поэтичные имена, обязанные своим происхождением местности. В названиях часто встречались тополя, ивы и кактусы окотильо.
На востоке разгоралась малиновая заря, отчего горы казались охваченными тусклым пламенем.
— Не нравится мне это, — хмуро проворчал Рокка. — Похоже на кровь.
На протяжении следующего часа мы насчитали три сигнальных дыма… и один ответный.
Остановившись у небольшого ручья, напоили и переседлали лошадей.
— Если что-нибудь случится, — сказал я Дорсет, — берите детей и поезжайте к границе. Гарри умеет ездить верхом, пусть возьмет одного ребенка.
Рокка повернулся к нам в седле.
— Я чувствую апачей. Они были здесь, и совсем недавно.
Мерфи рассмеялся.
— Ты все выдумываешь. Разве там можно их учуять?
— Они были здесь, — упорствовал Рокка, — и скоро вернутся.
Теперь мы забрались далеко на север, трава почти исчезла, все чаще встречались лысые песчаные холмы и белые прожилки кварца в коричнево-красных скалах. До полудня оставалось два часа, и солнце палило безжалостно. Воцарилась мертвая тишина. Над землей колыхалось знойное марево.
У меня по спине поползли мурашки. Снова и снова я перекладывал винтовку и вытирал пот с ладоней. Струйки пота стекали по лицу, оставляя грязные потеки, рубашка взмокла. Я попробовал прикинуть наши шансы, но не смог.
— Очень хочется снова увидеть, как желтеют листья и кричат дикие гуси.
— Ты говоришь о северных землях, — сказал Испанец Мерфи. — Я помню такое время в Вайоминге. Мы гнали на восток стадо из Орегона.
Ко мне подъехала Дорсет.
— Телль, — спросила она, — думаете, мы выберемся?
Мне не хотелось разговаривать, к тому же нельзя было отвлекаться, поэтому я ответил коротко:
— Пока нам везло.
Мы пришпорили коней и двинулись дальше — четверо отважных одиноких парней, девушка, едва входящая в возраст, и четверо детей. У каждого было по три верховых лошади, да еще одна вьючная — мы составляли приличный караван. Вторую вьючную лошадь мы давно потеряли. |