Увидев меня в добром здравии и хорошем настроении, дядя и Гиддо тоже повеселели. Я обнял их и попросил верного Ги на рассвете съездить на базар, чтобы купить мне шлем. Я и в самом деле давно хотел приобрести шлем у знаменитого оружейника Мархана, но у него все не находилось такого, что подходит мне. Я обманул Гиддо, сказав, что договорился с Марханом и он уже выковал шлем по моему рисунку. Затем я обернулся к дяде…

— Ты и его обманул? — покачал головой Одинокий Путник.— Напрасно, напрасно, мальчик.

— Не знаю,—задумчиво произнес Тротби.— Может быть… Во всяком случае, на рассвете он отправился к судье Граху и не видел, как за мной приехал сотник Лобл со своими железными воинами… Вот и все.

Сумерки сгущались над лесом, проникая меж стволов, ветвей, листьев. Ветер теребил верхушки деревьев, подвывая тонко и жалобно. Лунный диск повис на туче; его тусклый свет в полумраке создавал иллюзию опустошенного мира. Словно и не было более жизни на земле. Словно лишь четверо из созданий божиих остались дышать и чувствовать, а все прочие исчезли бесследно…

Погрузившись в глубокое молчание, спутники неспешно ехали по лесной дороге. Они снова думали о вечном, но на сей раз не догадывались о том.

Глава шестая

Скоро толстяку пришлось зажечь факел. Его маленькая лошадка заржала, протестуя, однако тут же получила шпорой в бок и, обиженно хрюкнув, смолкла.

— Уже ночь,— молвил Тротби, вздыхая,— а мы еще не добрались до Асгалуна.

— Ты спешишь к дяде? — спросила Соня.

— Не ведаю, спешу ли я. Что мне сказать ему? Как оправдаться?

Он пожал плечами и отворотился. Настроение его снова упало; снова мрак и странные мысли овладели им; снова наваждение закружило голову. Чуткий толстяк, отставив руку с факелом в сторону, сделал стойку. Щурясь от ярких отблесков пламени, он вглядывался в окаменевший профиль хозяина так настороженно, будто ожидал, что тот сейчас выкинет что-нибудь неприличное. Тротби почувствовал этот взгляд, в раздражении бросил поводья и закрыл лицо руками.

— Не смотри на меня, Ги!

— И не думаю даже,— фыркнул толстяк, опуская факел.

В этот момент ветер со свистом слетел вниз, заметался по дороге, вздымая листья и пыль, трепля гривы лошадей и волосы всадников. Черные тучи заволокли небо и луну. Вдали послышались громовые раскаты.

— О, боги! — вскричал Гиддо, оборачиваясь к спутникам, словно богами были они.— Что нам делать? Начинается буря!

— До Асгалуна еще далеко,— сказал Шон.— Но в конце дороги, на краю леса, есть заброшенный дом. Он весь в дырах и полон мышей, зато крыша там крепкая…— И он задумчиво посмотрел на Соню, которая ответила ему понимающим взглядом.

Да, им обоим надо было выбирать между бурей и мышами. Уже обезумевший ветер, подвывая, носился по лесу, срывал листья и ломал ветки. Уже тучи сомкнулись, не оставив просвета даже для одной звезды. Уже сырая ночная мгла окутала землю и воздух стал густ, тяжел, вязок… Все это совершенно не устраивало Рыжую Соню. Она глубоко вздохнула и предпочла все-таки мышей…

— Что ж ты медлишь, Одинокий Путник? — как обычно, она набросилась на него.— Бери у Гиддо факел и скачи вперед! Ты знаешь, где тот дом?

— Конечно.

Шон улыбнулся, взял у толстяка факел. Мгновением позже его каурый всхрапнул, рванулся с места и унес всадника во тьму. Только крошечное яркое пламя звездочкой летело над дорогой…

Тротби, расстроенный, как разбитая вдребезги лютня, воспринял капризы природы философски. Он лишь мельком взглянул на черную бесконечную высь, откуда уже брызнули холодные колючие капли дождя, и, не сделав даже попытки укрыться курткой, спокойно продолжал путь. Мысль его витала в ином пространстве.