Когда они зашли, женщина уже сидела за большим письменным, в меру обшарпанным столом, и во всей ее позе было сдержанное, официальное внимание, она не поднялась.
- Привет, землячка! - сразу распознав в ней украинку, сказал Грищук.- Как насчет свадьбы?
- У мени мужик такий же, як ты, дурный та лысый, для че мне другий? - неправильно поняла его хозяйка загса.
- На каком фронте? - спросил необидчивый Грищук.
- На Волховском.
- Это под Ленинградом. Тяжелый фронт, я знаю, у меня там братик погиб, младшой.
И тут Сашенька заговорила с ней на чистой украинской мове. Грищук, Адам и Коля аж рты пораскрывали. Никогда прежде никто из них не слышал от Сашеньки ни одного украинского слова, а тут она затарахтела, как из пулемета. Сашенька рассказала, что они встречаются с Адамом всю войну, что работают в одном госпитале и надо бы расписаться - мамка не поймет, если что…
- А як вас кличут?
- Хлахфира я, Хлаша, а кому-то и Глафира Петровна,- добавила она по-русски, с вызовом взглянув на Константина Константиновича Грищука.- Что ж, фактически все у меня закрыто, но дело нешуточное. Эй, Ванек! - кликнула она в смежную комнату.
Ковыряя в носу, оттуда вышел замурзанный мальчишка лет десяти и, что удивительно, натуральный альбинос - волосы белые, брови белые, глаза и то белесые, так, с легкой голубизной.
- Слётай в хату, там в хорошем шкафчике у меня коробочка с печатью. Мигом!
- Сынок? - спросил любопытный Грищук.
- Да ну! - зарделась Глафира Петровна.- Внучонок. Доченька в подоле принесла такое вот чудо!
- А сама она где?
- Где-где? На окопах. У нас все на окопах.
Грищук шепнул Коле, чтоб он тащил дары. Коля приволок тяжеленную прорезиненную сумку с веревочными ручками. Грищук стал вываливать на край стола жирные от солидола металлические банки с тушенкой, поставил бутыль спирта.
- А вот это добро убери! - сурово скомандовала Глафира Петровна.- Это лишнее. Я ничего не возьму, не надейся!
- Как же так? - оторопел Грищук.- Вон у тебя и пацан!
- Пацан пацаном, а взяток я не беру. Тем более не за что - дело святое. Каждый день под смертью ходим.
Мальчишка вернулся с красной коробочкой, в которой была печать. Глафира Петровна тем временем вытащила из ящика письменного стола толстую потрепанную книгу записей актов гражданского состояния, записала там все как следует, красивым круглым почерком с именами, отчествами и фамилиями жениха и невесты, свидетелей с номерами армейских книжек и только после этого, торжественно приосанившись, спросила:
- Невеста, берете ли вы фамилию мужа - Раевская?
- Да,- едва пролепетала Сашенька.
- Жених, остаетесь ли вы при своей фамилии - Раевский или берете фамилию жены?
- При своей! - засмеялся Адам.
- Ладно, так и запишем.- Глафира Петровна заполнила розоватый бланк свидетельства о регистрации, расписалась, дохнула на печать, шлепнула ее со смаком и звонко, молодо рассмеялась: - Эхма, давно никого не расписывала, аж на душе радостно! Так, теперь распишитесь вот тут у меня в книжке, где галочки, жених и невеста. Сначала невеста,- остановила она на лету руку Адама. В первый раз в жизни Сашенька расписалась, хоть и новой, но теперь ее законной фамилией.- Так, теперь жених! Теперь свидетели!
Грищук выступил свидетелем со стороны невесты, а маленький Коля со стороны жениха. С тех пор в дальнейшей Сашенькиной жизни эти двое так и звались - "свидетели". Они сопутствовали ей долгие годы, так уж сложи-
лось - в жизни всегда есть события, едва ли не навеки соединяющие полузнакомых людей.
- Именем Российской Федерации объявляю вас мужем и женой!
Где-то совсем недалеко, наверное, километрах в двух, ухнула тяжелая бомба.
- А это - когда ему наши до Сталинграда не дают пробиться, тогда он их на обратном пути сбрасывает где попало, особенно тяжелые бомбы, боится, что, перегруженный, до своих не дотянет, или для отчетности. |