|
А может, даже и лучше. Эйнштейн, говорят, пытался создать теорию единого пространства – времени – тяготения. А они, по словам Ирины, пошли на много порядков дальше. И если бы я мог хоть как-то осмысленно или хотя бы наукообразно изложить то что услышал, то мог бы тоже претендовать на Нобелевку, как минимум. Проникнув в столь невообразимые тайны естества, наши гипотетические сапиенсы вдруг осознали, что на пути их безграничного прогресса камнем преткновения обнаружилась какая-то невообразимо примитивная цивилизация. И даже не она сама как таковая, а некоторые из нее следствия. По расчетам их теоретиков, историческая мировая линия (?) нашей цивилизации таким образом взаимодействует с их мировой линией, что в некий момент неминуема «хроноаннигиляция», которая поставит точку на их прогрессе, развитии и самом существовании. И, естественно, на нашем тоже, хотя для них, как я понял, этот факт имеет сугубо побочный интерес. Вот примерно такие вещи она мне изложила в виде преамбулы. Впрочем, из ее рассказа я сумел вычленить, наверное, столько же, сколько сумел бы передать своим приятелям из двухчасовой беседы о научных и социальных проблемах нашего сегодняшнего мира какой-нибудь средний интеллигент-гуманитарий Киевской Руси XI века. Следует признаться, что я не только, а может и не столько вникал в тонкости теории, как пытался понять, отчего с ней приключился именно такой сдвиг по фазе, женщинам, как правило несвойственный. Но более всего я эстетически наслаждался. Потому что прямо перед собой, в каких-то двух метрах, видел ее ноги, немыслимо изящные, прелесть которых она великолепно осознавала и безжалостно подчеркивала высоким разрезом юбки. Как бы не замечая специфической направленности моего внимания, она продолжала излагать свою жуткую историю. Единственный путь, который пришельцы нашли для спасения своего, а попутно и нашего мира – искусственно искривить эти пресловутые мировые линии, как на железной дороге переводят стрелки, чтобы избежать столкновения встречных поездов. – То есть, простите, – перебил я Ирину, – если я правильно улавливаю, они намерены вмешаться в нашу, земную историю? – Меня, ей Богу, даже начал увлекать ход ее рассуждения. – Да, совершенно верно. Вы быстро сообразили. Только самое главное в том, что сделать это можете именно и только вы, Алексей. Это у нее хорошо получилось. Небрежно и вместе с тем категорично. – Они в совершенстве изучили земную историю, философию и культуру, определили пути и способы поворота, но сами не могут произвести нужное воздействие. – Эм-эн-вэ, – сказал я. – Что? – Да так, Азимова вспомнил. Минимально необходимое воздействие. Термин из романа «Конец вечности». Ситуация там похожая описана. Она не читала, кажется, но кивнула. Помолчала, потом попросила сварить еще кофе. Меня эта просьба более чем устроила. Требовался тайм-аут хотя бы на пять минут. Пока я помешивал сандаловой палочкой густую суспензию в турке, у меня появились кое-какие мысли, неясно только – уместные ли. – Так вот, – продолжала Ирина, – они знают о нас все, но физически вмешаться не могут. Нужна наша помощь. – Странно… Зачем менять нашу историю? Она, какая ни есть, а привычная, родная. Пусть свою и меняют, – возразил я. – Собственное время необратимо, – объяснила она, – их прошлое для них недоступно, а будущее неопределенно. Наше же прошлое – для них будущее, причем по другой координате, и они в состоянии переместить туда человека, где он и сделает то, что нужно. Они рассчитывают, что это сделаете вы. – Все-таки я. Из миллиардов и миллиардов живущих и живших на Земле, каждый из которых, по вашим словам, для них равно доступен – только я, и сейчас. |
