Глаз взял под мышку матрац и продрался к двери. Постучал.

— Чего? — открыл кормушку дубак.

— Старшой, меня по ошибке закрыли сюда. Я малолетка.

— Малолетка? Что ты сразу не сказал? Сейчас. Как фамилия?

— Петров.

В камере малолеток свободные места, и Глаз лег на шконку.

Дня через три этап. Теперь на Тюмень.

В тюменской тюрьме его посадили в камеру к осужденным.

— Парни, а Юрий Васильевич работает? — спросил Глаз.

— Работает, — ответили ребята.

Юрий Васильевич — воспитатель. Добряк, его все пацаны уважали. Глаз постучал в кормушку.

— Старшой, я только с этапа. Мне Юрия Васильевича надо. Позови. Очень прошу.

«Сегодня пятница. Значит до понедельника просижу в камере осужденных. А осужденным положены свиданки. Мне во что бы то ни стало надо встретиться с сестрой. Пусть передаст Мишке Павленко, чтоб молчал, о чем бы его в милиции ни спрашивали. Из падунских Мишка один знает, что Герасимова грабанули мы».

Перед ужином пришел воспитатель.

— Кто вызывал?

— Я, — подошел к нему Глаз. — Здравствуйте, Юрий Васильевич.

— Здравствуй. Как фамилия, я забыл.

— Петров.

— Ты что, Петров, из колонии к нам?

— Да.

— Зачем тебя вызвали?

— Сам не знаю.

— Чего хотел?

— Юрий Васильевич, вы не зайдете к моей сестре? Она живет на Советской, в доме, где милиция. Передайте ей, пожалуйста, пусть она завтра придет ко мне на свиданку.

— Мне сегодня некогда. Я живу в другой стороне. Обещать не могу. Но если будет время, зайду.

— Я письмо написал, если не зайдете, бросьте в почтовый ящик.

Воспитатель ушел, оставив Глазу надежду.

На письмо Глаз не надеялся. Оно придет, самое раннее, завтра в обед, а сестра может уехать на выходные в Падун. А в понедельник — поздно.

Томительно, в ожидании свиданки, прошла для Глаза суббота.

Сестра не пришла. «Значит, Юрий Васильевич не зашел. Значит, пролетел со свиданкой»,— думал Глаз, лежа на шконке.

Два дня он отдыхал после этапа. Отсыпался.

В понедельник после обеда пришел Юрий Васильевич. Как и в пятницу, в белом полушубке.

— Вот что, Петров, я к сестре зайти не смог. Бросил письмо. Тебя сегодня переведут в камеру к подследственным. Вызвали тебя по какому-то делу. Так что свиданки не будет.

Воспитатель поговорил с ребятами и ушел, а Глаза вскоре забрали с вещами и со второго этажа повели на третий и закрыли в камеру к взрослякам. Подследственным.

Камера маленькая, всего три шконки, а жило четверо.

Глаз познакомился. Рассказал, что пришел с зоны. Зачем — и сам не знает.

Толя Панин — лет двадцати с небольшим, сидел за убийство. Шел по второй ходке. Трое других — за мелкие преступления.

Лысоватый мужчина, лет тридцати пяти, сидел за воровство. Он казался старше своих лет. Глаз назвал его отцом, и он обиделся.

— Какой я тебе отец. Я еще молодой. Зови меня Дима.

Дима Терехов — весельчак, часто шутил, говорил тихо, будто кто мог подслушать. Он сидел давно, следствие затянулось, и Дима ходил в трико и домашних тапочках. К тюрьме, чувствовалось, привык.

Толя Панин попал недавно. Шел в несознанку и был спокоен. Часто вспоминал волю и речь пересыпал лагерными поговорками.

В камере скукотища. Взросляки книг читали мало. Глаз взял одну, покрутил, прочитал предисловие, увидел, что нет картинок, и положил.

На третий день Глаза вызвали к Куму.