Утром Глаз проглотил горсть таблеток, и ему стало плохо. Слонялся по коридору и проклинал таблетки.

Слава Смолин продолжал борзеть. У него, и только у него, нарушитель мог просить прощения. И он прощал, не ругая даже. Постепенно, опираясь на кентов, подчинил себе все отделение.

В отделении жил армянин Ашот. Нет земляков — и он грустный. Ни с кем не кентуется и ждет взросляка. Разговаривает редко. Раз получил двойку, и Смолин обругал его матом. Ашот был здоровее Смолина и, не выдержав, бросил в него ручку, но промазал и следом за ручкой, разгоряченный, кинулся сам. Дорогу преградили активисты и не дали избить Смолина. Прозвенел звонок, и Ашот сел за парту, ругая, с приятным акцентом, Смолина.

У Глаза кончилась паста в стержне. У кентов стержней нет. Если не писать в школе — нарушение. Вспомнив об этом на работе, стал спрашивать у тех ребят, с кем делился стержнями, когда приходила посылка.

Максим сказал Смолину, что Глаз ходит и требует стержни. Слава подошел к Глазу.

— Ты что ходишь и требуешь стержни?

— У меня паста кончилась, и писать нечем, — сказал Глаз и пошел.

— Стой! — крикнул Слава.

Глаз не остановился. Смолин догнал и схватил за плечо.

— Ты что, не кночешь?

Слава забыл про стержни, но как это так, Глаз на виду у всех на его приказание не остановился.

— Убери руку, — сказал Глаз.

Такого Слава стерпеть не мог. Он ударил Глаза ладонью по лицу, а из курилки выскочили кенты. Глаз схватился с ними. Но его отдуплили. В цех зашел мастер. Увидев, как от Глаза отскочили ребята, и заметив его припухшую бровь, подошел и спросил:

— За что тебя?

Глаз промолчал.

— Одевайся, — сказал мастер.

Глаз оделся, и мастер отвел его на вахту.

— Вот, — сказал он дежурному, — побили его. Из-за чего — не знаю.

Дежурный по производственной вахте вызвал начальника караула. Тот отвел Глаза к Павлухе. Павлуха сидел в кабинете один. Только что истопил печку. Начальник караула доложил:

— Товарищ майор. Вот, с шестого отделения. Побили. Мастер привел.

Начальник караула вышел, а майор встал из-за стола и подошел к Глазу.

— Кто тебя?

Глаз молчал.

— Ты что, немой?

Глаз не ответил.

— С кем подрался?

В ответ молчание.

Майор подошел к столу, закурил беломорину.

— Ты будешь отвечать или нет? Я тебя по-русски спрашиваю: кто тебя побил?

Молчи не молчи, а отвечать надо. И Глаз сказал:

— Смолин.

Майор сел за стол. Затянулся папиросой. Парня побил активист, как-то надо улаживать. Не сажать же Смолина в дизо. Снял трубку телефона.

— С шестого отделения, Смолина, ко мне.

Привели Смолина. Павлуха вышел из-за стола.

— Что там у вас, Слава, получилось? Спрашиваю его, а он ничего не говорит.

— А-а-а, — протянул Смолин, — ерунда.

Беспалов внимательно наблюдал за Глазом, потом спросил:

— Ты в обиде на него?

— Нет, — ответил Глаз.

— Ну, раз не в обиде, тогда миритесь, — сказал майор.

Глаз и Смолин стояли рядом и руки не протягивали.

Тогда Павлуха подошел к ним и предложил:

— Что стоите? Пожмите руки, и на этом кончим.

Смолин, непритворно улыбнувшись, протянул Глазу руку. Тот протянул свою.

Больше недели у Глаза под глазом сиял фонарь: коцем пнули. Смолин долго к нему не подходил, просто не замечал. Но когда Глаза в школе записали — верхняя пуговица у куртки расстегнута, — Слава заорал на него:

— Опять ты! На цирлах, к воспитателю.