Лилиан выпрямилась.

– Удивительно, сколько бед в мире от этих частей тела, – посетовала Фанни.

Лилиан склонила голову.

– Когда он спокойно лежит, это не выглядит так устрашающе.

– Устрашающе? О Господи, Лилиан. Я считаю актом милосердия то, что показала тебе обнаженным кого-то, кроме Диллона. И заметь, я нежно его люблю, но он явно оказывает на тебя дурное влияние. А здесь, посмотри только, совершенный инструмент наслаждения, к тому же весьма мощный.

– Взгляни на эти бедра, – пробормотала Лилиан, прикрыв рот ладонью.

Его бедра были чуть прикрыты нежной темной порослью, эффектно оттенявшей белую, как морская пена, кожу.

– Каждое из них в объеме, как моя талия.

– Смелее, – подзадоривала ее Фанни, отступая, чтобы уступить место подруге. – Дотронься до него. Он не проснется.

Его пупок будто приглашал прикоснуться к нему. Внутри у Лилиан разгорался огонь, телесный голод, который, как ей казалось, утолить было невозможно.

– Он не проснется?

– Да не бойся ты.

Лилиан дотронулась пальцами до его выпуклой грудной клетки.

– Как тело ребенка! – пробормотала она с удивлением.

Никогда еще Лилиан не испытывала ничего подобного. Она исследовала изящную впадину пупка, потом провела рукой по тугим завиткам черных волос. Ее бросило в жар. Лилиан ощутила странное желание прижаться губами к его животу и попробовать его на вкус.

– Он прекрасен…

– У него не только тело, но и лицо красивое.

Во сне угловатые черты смягчились. Жесткие линии расправились, и лицо приобрело иное, более нежное, выражение. Выражение беспокойства, тревоги и напряжения исчезло с широкого лба, опущенные веки казались гладкими, а рот во сне слегка приоткрылся.

Склонившись над ним, Лилиан провела кончиками пальцев по его красиво очерченной нижней губе. Она была мягкой на ощупь, как бархат. Его теплое дыхание окутало ее палец.

Он застонал во сне.

Лилиан вздрогнула.

Фанни сжала ее руку.

– Не волнуйся. Он надежно привязан.

Они ждали затаив дыхание. Он не двинулся, не издал ни единого звука.

Лилиан пыталась высвободить руку из пальцев Фанни.

– В этом есть что-то порочное. Мы ласкаем бесчувственного мужчину.

– Да, в этом есть нечто порочное, согласна. – Она улыбнулась с привычным бесстыдством: – Я уже много лет не испытывала такого удовольствия.

– Фанни!

– Тебе непременно нужно мне его испортить? – простонала Фанни. – Уже целую вечность у меня не было приятных постельных развлечений, а это зрелище вдохновляет.

– Даже если он в беспамятстве, мы должны его уважать.

– То, чем мы занимаемся сейчас, не выдерживает никакой критики. В этом нет ничего пристойного или приличного. Поэтому выбрось такие мысли из головы.

Несмотря на свои добрые намерения, Лилиан все-таки украдкой бросила взгляд на это удивительное существо, в котором сочетались поэзия и мужественная притягательность.

– Ты не думаешь, что ему холодно?

– Камин пылает. Стенли постарался. Кроме того, когда мистер Редфорд придет в себя, он так разгорячится, что станет жарче всякой головешки.

– Господи, должно быть, слуги все знают! Что подумает мистер Стенли?

– Не беспокойся ни о Стенли, ни о ком другом. Думай только о Редфорде.

Фанни направилась к двери, покачивая бедрами.

– Не оставляй меня одну! – взмолилась Лилиан, охваченная паникой.

– Я сделала все, что в моих силах, чтобы довести тебя до этой стадии, дорогая.