По дороге домой я мурлыкал эту песенку.

С полчаса мы ходили по саду и беседовали, а потом снова повернули к дому. В этот момент мисс Эмили, понизив голос, пробормотала:

— Надеюсь, Миген.., не была слишком уж расстроена всеми этими ужасами?

— Вы имеете в виду смерть ее матери?

— Да, конечно. Но прежде всего я подумала о той.., о той гадости, которая была ее причиной.

Мной овладело любопытство. Хотелось знать, как смотрит на все это мисс Бартон.

— А как вы полагаете? Это обвинение было правдивым?

— Нет, нет, конечно же нет… Я абсолютно уверена, что миссис Симмингтон никогда.., что… — Бедная мисс Эмили смутилась и покраснела до корней волос. — Я думаю, что в этом нет ни крошки правды.., хотя, разумеется, это могло быть карой…

— Карой? — я вытаращил на нее глаза.

Эмили Бартон, красная, как пион, похожа была сейчас на фигурку стыдливой пастушки из мейсенского фарфора.

— Я не могу отделаться от мысли, что все эти ужасные письма, все те страдания и горе, которые они причинили, имеют цель.

— Еще бы — для того ведь их и посылали, — ответил я хмуро.

— Нет, нет, мистер Бертон, вы меня не правильно поняли. Я говорю не о человеке, писавшем их, — это, конечно, негодяй. Я думала о той цели, которую могло иметь божественное провидение! Оно послало нам все эти страдания, чтобы заставить осознать наши собственные недостатки.

— Провидение надо полагать, смогло бы воспользоваться и более подходящим оружием.

Мисс Эмили пробормотала что-то насчет неисповедимости путей господних.

— Нет, — запротестовал я. — Люди слишком уж часто сваливают на бога зло, которое они совершают сами и добровольно. Я бы еще не возражал, если бы вы сказали, что оно было послано дьяволом, но господу богу незачем наказывать нас, мисс Бартон. Все мы и так как нельзя старательнее наказываем друг друга.

— Но я не могу понять, зачем кто-то посылает эти письма?

Я пожал плечами:

— Какой-то душевнобольной.

— По-моему, это ужасно грустно.

— Грустно? Это мерзость! И я не прошу извинения за то, что употребил это слово, — оно точно выражает мое мнение.

Розовая краска исчезла с лица мисс Бартон. Сейчас она была бледной, как мел.

— Но почему, мистер Бертон, почему? Неужели это может кому-то доставлять радость?

— Этого не можем, увы, понять ни вы, ни я.

Мисс Эмили понизила голос:

— Здесь никогда не происходило ничего подобного — никогда, столько я себя помню. Мы жили тут все как одна счастливая семья. Что бы на это сказала моя мамочка? Господи, приходится радоваться, что она хоть от этого была избавлена.

Я подумал, что старая миссис Бартон, судя по тому, что я о ней слышал, вынесла бы и не то еще и, вернее всего, наслаждалась бы подобной сенсацией.

— Меня это ужасно огорчает, — продолжала мисс Эмили.

— А вы сами.., гм.., не получали ничего подобного? — спросил я.

Она залилась краской.

— О нет.., о нет, нет! Это было бы ужасно!

Я поспешно извинился, тем не менее ушла она в высшей мере расстроенная.

Я вошел в дом. Джоан стояла в гостиной у камина, в котором горел огонь — вечера были еще холодные. В руках у нее было распечатанное письмо. Услышав мои шаги, она быстро обернулась.

— Джерри! Вот это было в почтовом ящике — кто-то кинул нам его туда. Начинается: «Ты, крашеная стерва…»

— А дальше?

Джоан ухмыльнулась:

— То же свинство, что и в первый раз.