Что говорить, поработать пришлось. Было от чего устать.
— А я все-таки спать не буду, — тихо пробормотал он.
— Приказа такого не было, — добродушно отвечал Як, протискиваясь сквозь серо-жемчужные, тяжелые от дождя, сонные тучи. Он даже не спросил, почему Горошек не собирается спать. Может быть, почувствовал, что это был бы слишком трудный вопрос.
Дело в том, что Горошек твердо решил, что он все-таки не станет конструктором самолетов. Он пришел к убеждению, что это все же слишком старомодная профессия. Гораздо лучше заняться, скажем, вопросами земного тяготения. Этой… гравитацией. То есть чем-то, что позволило бы превращать притяжение в отталкивание, и так далее.
Надо признаться, что думать об этом было очень трудно. Чтобы не рассеиваться, Горошек прикрыл глаза.
«Значит так, — думал он. — Как же с этим сладить? А может… может быть, например…»
Увы- не скрою- именно на этом месте Горошек уснул.
А Як, пролетая в тучах средиземноморского центра пониженного давления, который постепенно перемещался над Центральной Европой, настроил свой приемник на Москву и слушал концерт. Кто-то очень хорошо исполнял «Сирень-черемуху».
— Внимание! Внимание! — вдруг заговорил Як официальным тоном. — Прошу приготовиться к посадке.
Горошек очнулся первым. Сначала он был уверен, что задремал только на минутку. Просто глубоко задумавшись над вопросами земного тяготения, на минутку задумался чересчур глубоко.
Но очень скоро понял, что они снова проспали большую часть полета.
— Уже все? — закричал он.
— Уже все-о-о-о? — повторила, отчаянно зевая, Ика.
— Выходит, так, — засмеялся Як. — Как спалось моим пассажирам?
— Опять мы ничего не видели, — огорчился Горошек.
— И не на что было смотреть, — утешил его Як. — Все время шли в облаках.
— Мне кажется, — сказала Ика, — кажется мне, что я бы что-нибудь съела.
— Ой, и я! — простонал Горошек.
Только теперь они осознали, что со вчерашнего ужина, в сущности, ничего не ели и не пили, не считая нескольких глотков кофе.
И вдобавок им было стыдно. Летели над Балканским полуостровом, над Венгрией, над Чехословакией, пролетели половину Польши- и что? И ничего. Спали. Спящие царевны! Единственным оправданием, с грехом пополам, могли послужить облака.
— Внимание! Захожу на посадку! — сказал Як.
Облачность была низкая. Выскочили из нее в частом дожде. Не выше чем в трехстах метрах над землей. Як легко накренился, и тогда они увидели густой темный лес, а за лесом — пустое аэродромное поле, на краю которого темнел силуэт машины. Силуэт Капитана.
Як коснулся земли и, понемногу тормозя, подъехал к нему лихо, с шиком, остановился буквально в двух метрах от автомобиля.
— Итак, милые мои и дорогие, — сказал он, — мы свое дело сделали. Теперь время нам прощаться. Может быть, еще встретимся. На земле или в небесах. Верно?
— Дорогой наш самолет, — сказала Ика, вылезая, — можно вас обнять?
— И я хотел бы… — добавил Горошек.
— Пожалуйста. Только без лишних нежностей. А то у меня мотор может заесть от волнения. Обняться? Пожалуйста. Пожмите мне винт.
Ребята соскочили на мокрую землю.
— Привет! — закричал Капитан.
Резкий косой ветер брызгал дождем. Было холодно и темно, несмотря на ранний еще час — пять часов утра.
— Значит, справился, старина? — сказал Капитан.
— Кое-как, — усмехнулся, по обыкновению, Як.
Но в его смехе любой внимательный слушатель заметил бы очень нежные нотки. |