— Все это неважно, — сказала Карла. — Хейди… Она улыбнулась:

— Я знала ее очень давно, когда впервые приехала в Америку. Не видела Хейди много лет, разве что на телеэкране, в старых фильмах.

— Конечно. А я заметил ее в тот день в «21», и мне пришло в голову…

Она приложила пальцы к его губам и улыбнулась.

— Пожалуйста, Дэвид. Все это не имеет значения. Хейди или…

— Ты права, — согласился Дэвид. — Все неважно. Кроме нас.

Она встала и прошла по комнате. Улыбнулась с оттенком печали в глазах.

— Нет, Дэвид, мы — это не самое важное на свете. Я жила очень эгоистично. Всегда собиралась многое сделать, но мне казалось, что впереди еще масса времени. Когда Ди умерла, я поняла, что ошибалась. Мы не знаем, сколько нам осталось прожить. Джереми Хаскинсу, моему старому другу, скоро стукнет восемьдесят. Каждый раз, когда телефонистка сообщает мне о звонке из Лондона, мое сердце замирает. Кому бы пришло в голову, что Джереми переживет Ди?

Он подошел к ней, попытался обнять, но она отвела его руки. Взяв Карлу за плечи, заглянул в ее глаза.

— Карла, именно поэтому я здесь. Мы говорили о нашей разнице в возрасте. Сейчас все это кажется пустяком. Важно одно — мы вместе и принадлежим друг другу.

— Нет, Дэвид, это не самое важное.

Она отвернулась от него. Указала Дэвиду на диван.

— Сядь. Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Да, мы замечательно проводили время вдвоем. Но это — прошлое. Теперь я тебе расскажу о том, что для меня важнее всего. Расскажу тебе о девушке по имени Зинаида…

Дэвид смял пустую сигаретную пачку. Он смотрел на Карлу, стоящую у камина. Несколько раз во время ее рассказа о том, ценой каких тягот и усилий она растила дочь, Дэвид чувствовал, что к его глазам подкатываются слезы. Сдержанность, с которой она поведала об изнасиловании монахинь в обители, только усилила впечатление от услышанного. Под конец она произнесла:

— Теперь ты видишь, как незначительно то, что связывает нас. Много лет я не слишком обременяла себя заботой о Зинаиде, перекладывая этот труд на других. Но теперь все изменится.

— Ди знала, что у тебя есть ребенок? — спросил Дэвид.

Карла заколебалась. Потом заставила себя улыбнуться.

— Конечно, нет. Почему она должна была знать о ней? Мы были не настолько близки. Я была для нее лишь портретом в серебряной рамке.

— Если бы она знала, она могла бы оставить кое-что Зинаиде.

Карла пожала плечами,

— Нам хватит моих денег. Но я должна изменить образ жизни. Я продаю эту квартиру. Она принесет мне много денег. Есть такой восхитительный греческий остров — Патмос. Немногие туристы добираются до него. Там спокойно. Я куплю на Патмосе дом и буду жить в нем с Зинаидой и Харрингтонами.

— Привези ее сюда, — взмолился Дэвид. — Мы сможем жить все вместе.

— О, Дэвид, ты не понимаешь. Зинаида очень красива. Но она — ребенок. Она будет носиться по проезжей части. Или расплачется в «Шварце», если ты не купишь ей какую-то игрушку. Она — ребенок, которому исполнился тридцать один год! Я люблю уединение. Ты знаешь, как мне приходится бороться за него. Фотографы устроят охоту на Зинаиду. Ее жизнь превратится в ад. Но на Патмосе… мы сможем плавать вдвоем с ней, гулять вместе, играть. Никто там не будет знать, кто я. Мы обретем полное уединение. Джереми послал туда человека, поручив ему обо всем договориться. Завтра я уеду на Патмос выбирать дом.

— Карла… выходи за меня! У тебя достаточно денег, чтобы содержать Зинаиду. Нам хватит на жизнь того, что зарабатываю я…

Она ласково потрепала его по щеке:

— Мы бы прожили замечательный год.