Изменить размер шрифта - +
Фильм ставил рекорды кассовых сборов по всей стране. Майк испытал серьезное потрясение. Значит, он не понимает, что требуется сегодняшнему кинорынку. Три года назад его суждения были безошибочными. Студии верили ему… а главное, он сам верил в себя.

Пришло время отойти от стола. Майк Уэйн оказался вне игры. Как быстро изменились правила! Он выглядел неизменно, думал по-прежнему. Возможно, в этом все дело. Он не пошел на поводу у моды, не принял наготу, спектакли и фильмы без сюжета, новомодную бесполость. Что ж, ему уже пятьдесят два. Он знал неплохие времена. Мог идти по Бродвею, не опасаясь грабителей. Помнил Нью-Йорк ночных клубов и красивых девушек, вместо которых появились порнофильмы и массажные салоны. Но сильнее всего Майка печалило то, что Дженюари возвращалась в этот мир.

Он сидел в зале для особо важных лиц и смотрел на серое небо. Она летит домой сквозь эту свинцовую мерзость. Он всегда обещал ей яркий сверкающий мир. Черт возьми, он сдержит свои обещания.

Улыбающаяся дежурная вернулась. Она объявила о прибытии самолета. Майк организовал торжественную встречу для дочери. Официальный представитель аэропорта проведет ее через таможню. Что может включить в декларацию ребенок, который три года провел в больнице? Майк вышел из зала ожидания, не заметив, как дежурная вскочила со своего стула, чтобы попрощаться с ним. Прежде он обязательно очаровал бы ее своей улыбкой, потому что женщина была симпатичной. Впервые в жизни Майк Уэйн испытывал страх.

Он заметил дочь в тот момент, когда она входила в здание аэропорта. Да, он не мог пропустить ее. Загорелое лицо, развевающиеся волосы — он обратил бы на нее внимание, даже если бы она не была его дочерью. Дженюари, казалось, не замечала, что мужчины оборачиваются, глядя на нее. Маленький человек едва поспевал за мчавшейся вперед девушкой. Она всматривалась в толпу встречающих. Наконец она увидела Майка. Объятия, поцелуи, смех, слезы на глазах.

— О, папочка, ты великолепно выглядишь! Мы не виделись с июня! Как замечательно снова оказаться дома… рядом с тобой.

— Ты тоже выглядишь отлично, детка.

— Это мистер Хиггинс.

Она повернулась, представляя маленького человека.

— Он очень любезен. Мне даже пришлось открыть сумку…

Майк пожал руку таможеннику, который нес сумку девушки.

— Я вам очень признателен, мистер Хиггинс. Он взял сумку.

— Теперь, если вы скажете мне, где находится остальной багаж моей дочери, я договорюсь, чтобы его доставили к машине.

— Это все, мистер Уэйн. Рад был помочь вам. И познакомиться с мисс Уэйн.

Он пожал им обоим руки и исчез в толпе. Майк поднял сумку.

— Это все?

— Да! Я надела свой лучший костюм… он тебе нравится?

Она отступила на шаг назад и повернулась на триста шестьдесят градусов.

— Я купила его в Цюрихе. Услышала, что тут все носят брючные костюмы. Он обошелся мне в триста долларов.

— Он превосходен. Но…

Майк посмотрел на небольшую сумку, которую держал в руке.

— Других нарядов нет? Она засмеялась.

— О, там полно одежды. Три пары джинсов, пара блузок, свитера, кроссовки… потрясающая ночная рубашка, которую я приобрела в Цюрихе. У меня кончились деньги, не то я бы еще купила платье. А вообще я полностью экипирована для любых мероприятий.

— Завтра мы займемся твоим гардеробом.

Она взяла Майка под руку, и они направились к выходу.

— В самолете я увидела на женщинах юбки различной длины. Майк, что теперь носят?

— Майк?

Он удивленно посмотрел на дочь.

— А почему не «папа»?

— О, ты слишком великолепен, чтобы называть тебя папой.

Быстрый переход