|
Лишь иногда, когда фрагменты боевых действий оказывались столь впечатляющими, они тотчас навсегда врезались в память. Он отмечал это – может быть, в надежде поразмыслить о них позже. Такая же реакция была у полковника, когда в Москве он получил статистические данные ведущейся кибервойны. Если бы он был однозначен в своих суждениях, то, верно, остался бы доволен глубиной и масштабами распространения опухоли. К его изумлению, в это время только на русскоязычных блогах ежедневно появлялось не менее 6,5 тысячи записей, посвященных отношениям между соседними странами. Алексея Сергеевича особенно поразило то, что публикаций о славянской ссоре насчитывалось скрупулезными счетоводами в 7 раз больше, чем записей о сексе в тех же дневниках. Конечно, не все материалы были нацелены на изменение информационного кода украинской ментальности, виднелись следы борьбы, хаотические всплески противостояния. Но по сравнению с их подготовленной информационной машиной, развернутыми виртуальными дивизиями слов, песен, слоганов, статей, газет, журналов, книг, фильмов и прочее и прочее, украинское национальное сопротивление было попыткой карликов усмирить войско великанов. Все механизмы борьбы работали синхронно, системно, с опорой на обширный опыт прошлого. Правда, у Киева оставались еще два явных союзника: Вашингтон и Варшава. И порой с ними приходилось считаться. Накал страстей стал критическим, когда американский сенат одобрил присоединение Украины к специальной программе приобретения членства в НАТО, и уже, кажется, не стало в городах украинцев, которые не знали бы магические слова «ПДЧ» – План действий по приобретению членства в НАТО. Только одни были уверены в том, что Вашингтон вступился за Киев, и видели в этом защиту и спасение, а другие – желание отъявленного врага покалечить Украину. Наступал момент истины, безумная лихорадка охватила всех, сверху донизу пошла цепная реакция инструктажей, жестких постановок задач. Артеменко вместе с коллегами тонул в облаке всеобщей нервозности – шаг Вашингтона Москва расценила как начало решительного наступления на свои интересы в регионе.
Разведчиков-нелегалов, работающих по всей Украине, в срочном порядке вызывали для корректировки задач. По мрачности, скорости и безотлагательности всего этого действа Артеменко понял: маховик вот-вот повернется и начнется бойня. Теперь уже не существовало направления главного удара, отныне всякий удар принимал размеры и силу главного. «Если ребята в Вашингтоне полагают, что их поддержка – это все, решенный вопрос, то они глубоко ошибаются. Потому что Европа тут, и пугать нужно этих, а не заокеанских. Пугать глобальными вещами, потерей контроля над такими вопросами, как мир и война», – слушал Артеменко наставления Центра, вложенные в уста Виктора Евгеньевича. Круг произносил их сосредоточенно, с деланой расстановкой, особенным ударением едва ли не на каждом слове, и в его виде, в пустых твердых глазах и напряженных от глухих звуков губах можно было легко угадать прямолинейность и незыблемость самой системы. Система гудела, как пчелиный рой, только более злой и беспощадный. Медленно и невозмутимо тикающие часы истории приближали генеральное заседание западных мужей, и все винтики системы напряглись в томительном ожидании: так отступятся западные союзники от Украины или не отступятся? «Вот увидишь, союзники – сволочи. Об этом еще Булгаков сказал, и время ничего не изменило!» – бросил Алексею Сергеевичу его куратор, и Артеменко тут же уловил, что Круг опять говорит не своими словами, что эти слова, как мантры, повторяют его начальники и начальники его начальников. Но Артеменко не мог не замечать, что в самой Европе его коллеги не на шутку засуетились. Не оглядываясь и ничего не боясь, показывали зубы налево и направо. И он не мог не признать: работа у них выходила на редкость результативная, а порой и просто виртуозная. «Такого счастья, как Украина, нам и даром не надо», – с умилением прочитал Артеменко начало одной из статей. |
