Марина удивленно посмотрела в окно, ища ответа.

«Тю, да мне просто нужен луч света в темном царстве!»

Луч света в темном царстве представлялся ей в образе любимого мужчины. Которого у неё не было. Никак не было. И нигде они, эти любимые мужики, для неё не продавались, и напрокат не брались, и случайно не находились. А обычные мужчины, не любимые, а просто мужики вообще — Марине надоели. Надоели хуже горькой редьки. И она, уже забывшая про официантку Кривенко и решившая её простить и оставить работать, опять злобно сжала губы.

— Достали. — В сердцах Марина бросила на пол пластиковую бутылку с минеральной водой.

Бутылка упала. Марина пнула её изо всех сил, бутылка завертелась, забурлила в ней вода, и Марина, изгоняя из себя злобу, принялась лупить по бутылке ногами, пинать её из угла в угол. Хотелось, чтоб пластик лопнул, бутылка взорвалась, зашипела — глядишь, Марина и успокоилась бы. Но бутылка не поддавалась. И Марина, гоняя упрямую бутылку и теряя последнее самообладание, закричала:

— Задрали!!! Как вы меня все задрали!

Карина никак не могла найти второй синий носок мужа. Один нашла под кухонным столом, а второй как в воду канул. Сынок таскался за ней по квартире, пытался помочь что-нибудь сделать, но на вопрос: «Где твои шапка и шарф?» — вот уже полтора часа отвечать отказывался.

— Мы пойдем гулять? — поднывал сынуля, цепляясь за Каринины ноги и не давая ей нагнуться и заглянуть под диван.

— Конечно, пойдем. — Карина старательно держала себя в руках. — Только сейчас найдем папин носок, шапку твою найдем, да, сынок? Шарфик тоже найдем — и сразу на улицу. Вы будете хоть когда-нибудь все на место класть? А? Вещи свои на место. Как? Будете?

Карина не могла объяснить, почему на нее, обычно ровную и спокойную, вдруг нашло такое раздражение. И не раздражение даже, а злость самая натуральная. Хоть прямо бери все тряпки, которые удалось-таки отыскать за это время по квартире, и метай в стены. Конечно, это злость на гадких обормотов — большого и маленького, которые никак не могут привыкнуть убирать свои вещи за собой, а не по всему дому раскидывать. Ходи, собирай их барахло, ищи носкам пару. А в это время здоровый будет на диване лежать, а маленький под ногами крутиться.

В данный момент «здоровый» находился на работе, деньги зарабатывал, «маленький» же, обычно такой хороший, действительно крутился под ногами и этим ужасно злил Карину.

Носок нашелся — он оказался в горшке с цветком. Внутри носка лежал шарик для пинг-понга и кусок булки.

— Твоя работа? — Карина подняла носок над головой сына.

Малыш отвернулся и ничего не сказал.

— Знаю я вас. — Карина направилась к стиральной машине. Злость постепенно проходила. И было уже стыдно. Карина думала, что она плохо обращалась сейчас с ребенком и орала на него без всякого повода.

«Сделаю из него истерика, — мелькнула у Карины мысль, — заполошного какого-нибудь, если буду так с ним себя вести. Подумаешь, шапку потеряли! Найдется шапка, и миллион других шапок, вместе с носками и шарфиками. А мальчик у меня один».

С этой мыслью Карина уселась на пол, взяла сына на руки и принялась петь песенку, притопывая в такт ногами. Сын засмеялся — на маминых тапочках были пришиты головы когда-то растерзанных или умерших от старости мягких игрушек — на левом головка собачки, а на правом — тигренка. И сейчас они словно подтанцовывали под мамину песенку. Маленький мальчик протягивал руки к подпрыгивающим игрушкам, взвизгивал, тоже подпевал, потому что хорошо знал эту песню.