Этим же самым манером в военное время приглашали на переговоры реестровых и городовых собратьев, среди
которых было немало тайно принадлежавших к братству.
Снова раздался голос Кречовского:
- Чего надо?
- Богдан Хмельницкий, гетман запорожский, предупреждает, что пушки наведены на излучину.
- Передайте гетману запорожскому, что наши наведены на берег.
- Пугу! Пугу!
- Чего еще надо?
- Богдан Хмельницкий, гетман запорожский, приглашает на разговор друга своего, пана полковника Кречовского.
- Пускай сперва заложников выставит.
- Десять куренных.
- Идет!
В ту же секунду берег излучины, точно цветами, зацвел фигурами запорожцев, вскочивших на ноги из трав, где они, затаившись, прятались.
Издали, со стороны степи, появилась их конница и пушки, над которыми развевались десятки и сотни стягов, знамен и бунчуков. Шли отряды под
барабан и с песней. Все это скорее походило на радостное привечание, чем на столкновение враждебных друг другу войск.
Солдаты с байдаков ответили криками. Тем временем подошли челны, доставившие куренных атаманов. Кречовский сел в один из них и направился к
берегу. Там ему подвели коня и сразу же препроводили к Хмельницкому.
Тот, завидев его, снял шапку, а затем радушно приветствовал.
- Любезный полковник! - сказал он. - Старый друг мой и кум! Когда коронный гетман велел тебе ловить меня и доставить, ты этого делать не
стал, а меня надоумил спастись бегством, за каковой твой поступок я обязан тебе благодарностью и братской любовью.
Сказав это, он чуть ли не с почтением протянул руку, но темное лицо Кречовского осталось холодно, точно лед.
- Теперь же, когда ты, досточтимый гетман, спасся, - сказал он, - ты поднял восстание.
- За свои это, твои и всей Украины обиды иду я взыскивать с привилегиями королевскими в руках, оставаясь в надежде, что государь наш
милостивый не поставит мне это в вину.
Кречовский, быстро заглядывая в глаза Хмельницкому, с нажимом сказал:
- Кудак осадил?
- Я? Ума я лишился, что ли? Кудак я обошел и даже ни разу не выстрелил, хотя кривой старик оповестил о себе пушками. Мне на Украйну спешно
было, не в Кудак; к тебе спешно было, к старому другу и благодетелю моему.
- Чего тебе от меня надобно?
- Давай отъедем маленько в степь, там и поговорим.
Оба тронули коней и поехали. Отсутствовали они около часа. По возвращении лицо Кречовского было бледно и страшно. Он почти тотчас же стал
прощаться с Хмельницким, сказавшим ему напутно:
- Двое нас будет на Украйне, а над нами только король, и более никого.
Кречовский вернулся к байдакам. Старый Барабаш, Флик и весь казацкий чин ожидали его с нетерпением.
- Ну что? Ну что? - послышалось со всех сторон.
- Всем высадиться на берег! - повелительным тоном скомандовал Кречовский.
Барабаш поднял заспанные веки, какое-то странное пламя сверкнуло в глазах старика.
- Как это? - спросил он.
- Всем на берег! Мы сдаемся!
Кровь прихлынула на бледное и пожелтевшее лицо Барабаша. |