– Как это? – спросил Никитин. – Глупость какая! Ничего подобного я не приказывал! А если война?! Немедленно подключите и скажите Синягину, что Маковский опять висит на столбе!

– Прямо так и сказать?

– Ну, придумайте что-нибудь!

– Понятия не имел! – сказал Дрюня. – Я его вообще еле знаю!

Мог, конечно, притворяться, но Переплет почувствовал, что он говорит правду.

А это в свою очередь означало, что его собственные слова насчет толпы аналитиков, пытающихся предугадать дальнейшие действия Александра Акентьева, были в чем-то справедливы. Ну, скажем, не толпу, но кого-то на Литейном Акентьев определенно интересовал. Было ли дело действительно в книгах или это только начало?

– О чем вы с ним говорили? – Дрюня посмотрел на приятеля с подозрением.

– Да так… Ты еще маленький! – отделался Переплет. – Только не пытайся меня дальше раскручивать – не мое это, Дрюня. По крайней мере на данный момент есть дела и поважнее!

– Вот, посмотрите, – заказчик тяжело дышал; можно было подумать, что он очень взволнован, но достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы понять – человек просто болен, и даже этот поход в мастерскую был для него непростым делом.

– Купил у одного пьянчужки! – доверительно сообщил он. – Бог знает, где и сколько времени она провалялась. Вот обратите внимание, с этой стороны просто чудовищные повреждения!

– Ммм! – Федор Матвеевич обнюхивал книгу. – Это мышки погрызли, определенно… Александр! – позвал он. – Сашенька, подойди, пожалуйста!

Акентьев подошел, и мастер представил его задыхающемуся посетителю. Тот подслеповато сощурил глаза, разглядывая Переплета.

– Вот, – представил Федор Матвеевич, – мой ученик, Александр Акентьев! Очень способный молодой человек. Даже в чем-то способнее меня!

Акентьев взял в руки тяжелый, пахнувший плесенью том.

– Что скажешь, Саша?

Глаза двух стариков устремились на него, словно он был врачом, а книга – тяжелобольным пациентом, чья судьба зависела от его решения. Это был экзамен, и Акентьев-Переплет его с честью выдержал.

– Жаль, но обложку придется заменить, – сказал он. – Сделаем черную кожу с золотым тиснением – как было!

– Я не сомневаюсь в вашем ученике, Федор Матвеевич, – прежде чем сказать это, хозяин книги минуты три набирал воздух в свои больные легкие и откашливался. – Но я придаю этой книге очень большое значение – вы сами понимаете, другой такой находки в моей жизни может уже и не быть…

– Понимаю, – сказал мастер. – Я лично прослежу за исполнением!

Хозяин кивнул, успокоенный.

– Что скажешь? – спросил Федор Матвеевич, когда старец удалился.

– Странный человек, – пожал плечами Переплет, – осколок минувшей эпохи!

– Я, вообще-то, спрашивал о книге! – усмехнулся мастер. – А Павел Егорович и впрямь человек из прошлого. В наше время таких знатоков очень мало!

– Что у него за болезнь? – спросил Переплет, раскрывая книгу.

– Болезнь эта, Сашенька, называется десять лет лагерей, но мы сейчас об этом не будем говорить! Давай-ка лучше изучим то, что ему посчастливилось откопать!

И два человека – мастер и подмастерье – склонились над старинным фолиантом, которому изрядно досталось за сто лет существования на этой бренной земле, как витиевато выразился Федор Матвеевич, а старый мастер переходил на такой стиль, лишь когда в его руках оказывалось что-то действительно ценное.