Пули засвистели, дырявя войлок юрты. И тут приехавший с Черкезом кучер схватил кирку, подскочил к казаку и ударил его по голове.
— Аман-джан! Ратх-джан! — закричал он. — Бейте этих проклятых! — И сам, чтобы не попасть под выстрел второго казака, упал на землю и пополз к тамдыру.
Байкара, поняв, что особых угроз больше нет, прокричал казаку, прятавшемуся за кибиткой.
— Эй, выходи, убивать не будем.
— Выходи, казак! — приказал и Нестеров. — Если не сделаешь больше выстрела, даруем тебе жизнь. Уйдешь туда, откуда пришел!
Казак перестал стрелять, затем высунулся из-за юрты, бросил винтовку и поднял руки вверх.
— Не убивайте! — взмолился он и заплакал. — Не убивайте, родимые! Разве я по своей воле!
Теперь, когда ничего не грозило, все бросились назад, в юрту, где упал сраженный пулей Черкеза Ратх. Галия, положив ребенка на кошму, держала обеими руками Ратха за плечи, И из-под руки женщины текла кровь, обагряя рубашку юноши.
— Он живой, живой! — восклицала Галия. — Принесите скорее чистой материи. Скорее!..
Нестеров, не дожидаясь, пока найдут какой-либо лоскут, снял с Ратха рубашку, разорвал ее и начал перевязывать рану. Ратх был ранен в правое предплечье.
— Крепись, братишка, — приговаривал Нестеров, — Ничего страшного. Сейчас перевяжем как следует, а потом будем искать доктора.
Лицо Ратха осунулось и пожелтело, губы дрожали, как в лихорадке.
Наконец, когда перевязали Ратха и увели в белую юрту, занялись Черкезханом. Он был убит наповал Байкарой. Выскочив из кибитки, калтаман расстрелял его в упор. Труп внесли в черную юрту и положили на кошму, С минуту смотрели на мертвого, затем накрыли платком.
— Ну что ж, Аман, — печально проговорил Байкара. — Выходит, что я теперь твой кровник. Можешь убить меня.
Аман вздрогнул и покачал головой:
— Нет, Байкара. Черкез шел сюда, чтобы убить меня и мою жену с сыном. Ты поступил, как подобает честному человеку. Пусть не лежит на твоем сердце тяжесть, Я снимаю с тебя тяжесть кровника.
Черкеза похоронили здесь же, на берегу озера. Казака, убитого киркой, закопали рядом. Другого казака решили отпустить и отдать ему лошадь, но после того, как люди снимут свои кибитки и навсегда покинут местечко Джунейт.
* * *
В тот же день Аман с Галией и сыном, а вместе с ними и седельщик с семейством подались на Узбой — в самые недоступные места. Ратх, Нестеров и Байкара отправились вдоль предгорья, в Кизыл-Арват. Иного выхода не было: пуля засела в плече Ратха и удалить ее мог только опытный врач. Нестеров, вспомнив об отце Красовской, решил, что самое лучшее отвезти Ратха к нему.
Отряд Байкары добирался до Кизыл-Арвата трое суток. Был июль, жара стояла невыносимая: ехали ночью, а днем отдыхали в горах, возле родников. Все обошлось благополучно: никто не повстречался в пути, ни с кем не столкнулись. Но Ратху было тяжело: рана его вспухла, все тело юноши горело, и речь была бессвязной, словно в бреду. Нестеров боялся, как бы не произошло заражение крови, и все время просил джигитов, чтобы ехали быстрее. Едва достигнув окраины Кизыл-Арвата, он переоделся во все туркменское, и на рассвете добрался до кибиток Кертыка-бахши. На лай собаки вышла хозяйка Спросила «кто и откуда» и тотчас позвала Кертыка. Старик узнал Нестерова сразу, хоть и не видел его больше года. Завел в кибитку, выслушал внимательно и сказал;
— К Батракову раненого везти нельзя. К доктору Красовскому тоже нельзя. Сразу люди увидят. А если все будут знать, то и от полиции не скроешь. Привезем ко мне. Давай, пошли.
Спустя час, распрощавшись с Байкарой, Нестеров и Ратх пришли к Кертыку-бахши. |