Теодор: Влюбился.

Зельда: Это что очень заметно?

Теодор: Да, он все время старался быть поближе к вам, пытался лишний раз вас как бы ненароком погладить. Такой феноменальный красавец.

Зельда: Вы говорите так, словно вам такое поведение красавца кажется странным.

Теодор: Н-нет, нисколько.

Зельда: Н-да, влюбился. Причем влюбился яростно, всецело, со всей бешеной силой воображения, которой был наделен. Я, надо признаться, ломалась недолго, тем более, что мне льстило внимание столь высокопоставленого и высокорганизованного существа. Тут нужно сказать несколько слов о себе. Я ведь тоже не сама собою такая оранжево-рыжая появилась на свет. Я одно из любимых созданий госпожи Диамиды. Только я не клонирована, я природный объект. Одна из первых абсолютно удачных, умственно полноценных обработок. До такой степени удачных, что мне доверили собственную работу, даже сделали пресс-секретарем Деревни, я была в известном смысле символом деревенской идеи — все живое равноправно. Я могла бы стать эмблемой Деревни, если бы та могла себя рекламировать. Все члены Совета Международных Комиссаров относились ко мне по-отечески. Баловали. Сначала это мне льстило. А потом стало источником постепенно крепнущей ярости. Чем лучше ко мне относились, тем отчетливее я ощущала свою игрушечность. Умом меня не обидели, это я поняла довольно быстро. Заявленное равноправие всего живого, на поверку оказывалось враньем. Жестокой насмешкой. Я чувствовала себя даже чем-то меньшим, чем лабораторная крыса. Я была лишена главного качества настоящей жизни — способности к воспроизводству. Официальное мое положение было таково, что даже некоторые олимпийцы оказались в определенной от меня зависимости. Я, например, сумела скрыть от Совета Комиссаров, да и от всех деревенских ту историю госпожи Диамиды, ну помните, со зверем-мстителем. Иначе бы она стала изгоем, ее ждала бы судьба Люцитея, а то и похуже. Я виртуозно замяла дело. А в благодарность потребовала, чтобы госпожа Диамида произвела надо мною одну операцию.

Теодор: Странная форма благодарности.

Зельда: Операция обратная стерилизации.

Теодор: А-а!

Зельда: Понимаете, очень хорошо! Но не очень хорошо получилось с Альфом. Он был великолепный любовник, он даже добился права жениться на мне, но он тоже был бесплоден. Не только в литературном отношении.

Теодор: Но вы же могли соблазнить, кого-нибудь из других этих олимпийцев. По пьянке. Господина Диахуса, например.

Зельда: Это невозможно, всем же был отлично известен бешеный нрав Альфа, и то какими он обладает способностями. Скрыть измену было невозможно, а измена означала немедленную смерть. Кстати, пришло время объяснить, почему ему не приказали схватить вас.

Теодор: Ну, ну.

Зельда: Да не ну, ну, а потому, что в Деревне, Теодор, проживают люди умные. Они не только сразу поняли, кто вы такой, но и, заподозрили, что я, как бы это сказать, заинтересована в вас, как бы на вашей стороне. Зная, как предан мне Альф, никто не мог с увереностью сказать, как он себя поведет, если ему отдать приказ свернуть вам шею. Это все равно, что разбирать бомбу, не зная ее устройства. Они решили выждать, может быть, вызванная подмога подоспеет. Может быть вы не сильно будете буянить. А столкновение с Альфом, это смерть без последующей реанимации…

…Теодор: Я понял, понял, вы непременно хотите родить?

Зельда: Ну, наконец-то! Родить, непременно родить. Но я решила не мелочиться. Мой потомок должен сделаться олимпийцем. Он будет жить почти вечно, и продолжит мой искусственный, случайно возникший род. Один шанс на триллион! Все так удивительно сошлось! Когда я сегодня утром сопоставила все сведения, я прямо заполыхала изнутри. На дворе год 2074, год Огненной Обезьяны, мой год, четырнадцатый день месяца, моя яйцеклетка в состоянии овуляции, и явился герой, который окажет мне маленькую услугу.