Изменить размер шрифта - +
Все мужи передние явились в белом печальном платье. Не нашлось никого, кто не был бы связан с кем-то из погибших той или иной степенью родства, да и едва ли могло найтись: для единой земли Деревской один обычай – се покон первый. Случане, своих людей не потерявшие, обрядились «в печаль» из уважения к памяти Маломира. Теперь княгиня Предслава не выделялась белизной одежд: вся земля Деревская разделила с ней потери. В длинных обчинах святилища на Святой горе близ Искоростеня несколько дней шли поминальные стравы, княгиня сама разносила блины, кашу и мед. На краду с Маломиром возложили шлем, меч и топор, доставшиеся ему как добыча после битвы на Тетереве. Шлем был Ингорев, прочее каких-то его гридей – собственный меч киевского князя утонул в реке. И Гвездана, старая Маломирова жена, сама пожелала быть удавленной и лечь с ним на огненную постель. «А се покон десятый – честна жена, что за мужем в Закрадье своей волей идет». Верность мужу и древним обычаям делали Гвездане честь, но всеобщая мрачность от этого лишь возросла.

Вече собралось на площадке святилища над Ужом. Принесли жертвы богам, прося защиты и наставления. Удивительно, пугающе смотрелись возглавляемые Володиславом молодые мужчины-жрецы: те, кто стоял здесь перед идолами еще в недавние дни, теперь сами вошли в Сварожий Вырей.

На лицах отражалась тревога. Слишком резко судьба выдернула многих из уютной тени отцовской мудрости, не дала времени приготовиться к этой ноше. И ладно бы кто-то один, но ведь сразу десятки новых бояр озирались в надежде на совет и видели вокруг такие же растерянные лица. А испытания им предстояли непростые.

Лишь Володислав был разгневан, но не растерян. Он с малолетства носил звание князя деревского и привык, что решать дела о войне и мире придется ему. Не вняв мольбам жены, он не намеревался просить у Киева мира. Он призвал древлян собрать ополчение и сделать набег на полянские селения вдоль Рупины или Днепра – отомстить за убитых бояр. «А се покон пятый: мстит родич за родича до седьмого колена». Иные родичи погибших его поддержали, но многие были против – особенно случане.

– А вы нас-то спросили, посоветовались, прежде чем Ингоря бить? – с негодованием спрашивал князь случан, Будерад. Это был еще не старый, лет тридцати с небольшим, рослый мужчина, плечистый, с полным красным лицом, окруженным рыжей бородкой; привлекали внимание его блестящие темно-золотые, будто мед, волосы, остриженные в кружок, но довольно длинно. За эти волосы его прозвали Медовая Голова. – Девятый покон: дела войны и мира, до всех древлян касающиеся, решаются общим голосом на вече. Забыли дедову науку? Нарушили покон, вот и втравили всю землю Деревскую в новую войну! Навлечете гибель напрасную! Жена у тебя, Володиша, поумнее тебя – просить бы тебе мира у Ольги со Святославом!

– Уж теперь упились они кровью, не захотят больше! – поддержали его свои старейшины.

– Чтоб им захлебнуться ею!

– И так вон вся земля печальными рубахами покрылась, будто снегом! Дождетесь, все в могилы поляжем! Не останется от нас, как от обров, ни племени, ни наследка!

– Кто с позором жить готов, тому лучше не жить и вовсе! – горячо отвечал им молодой князь. – Пусть лучше я в землю лягу и род мой сгинет, чем под русью буду дальше жить! Пусть лучше сын мой дитятей умрет, чем будет русским холопом век тянуть!

– Мы уж видели, как русь просьбы о мире встречает! – с ним рядом встал Коловей, сын боярина Любоведа.

Это был крепкий, чуть выше среднего роста, плечистый молодец, не особо красивый, но приятный лицом, с темно-русыми кудрями над широким лбом. Ему было лет двадцать пять, и он остался главой своего весьма обширного рода – Любоведичи насчитывали более сотни семей, а на Ингоревой могиле остались, кроме самого Любоведа, еще пятеро их старейшин.

Быстрый переход