Перья на коротких, совсем не летных крыльях, отразили бы выпад меча, а ударом ноги – главного своего оружия – она легко раздробила бы прочный череп зверя из нижних расщелин.
Охраняющие Канцелярию стражи из Нижнего Тартара шагнули к повозке, когда с места возницы ловко спрыгнул невысокий, гибкий и худощавый молодой человек. В первую минуту могло показаться, что ему лет шестнадцать, и, лишь разглядев его внимательнее, понимаешь, что по земным меркам ему никак не меньше двадцати.
Короткие светлые волосы; нос, сломанный у переносицы, отчего нижняя часть глядела утиным клювом; крепкие, белые, неровно растущие зубы. Вокруг рта – россыпь красных прыщиков. На правой щеке страшный, зарубцевавшийся ожог размером с ладонь.
Бросалось в глаза, что собственная внешность заботит юношу мало. Даже четыре кольцеобразные серьги в правом ухе служили не как украшение, а как колчан для метательных стрелок, некоторые из них были пропитаны парализующим ядом, а некоторые – смертельным. Чтобы дротики случайно не оцарапали кожу – в каждом кольце было небольшое расширение, в которое вставлялся отравленный конец стрелки.
Над левым плечом поднималась рукоять длинного меча. В руке молодой человек держал мешок. Облезлая птица издала призывный скрипучий звук. Юноша оглянулся и подошел к ней. Страус был так велик, что голова хозяина доходила ему только до середины груди. Юноша поднял руку и потрепал птицу по кожистому наросту на нижней челюсти. Страусу это доставило большое удовольствие. Птица застыла и даже опустила на глаза мигательную перепонку, чтобы ничто не отвлекало ее от наслаждения.
Бросив страуса непривязанным, юноша направился к крыльцу Канцелярии. Птица зашагала за ним, волоча повозку. Услышав стук колес по камням, юноша обернулся и сердито цокнул языком, подав рукой знак, понятный только ему и птице:
– Ар! Ждать!
Птица остановилась и стала смотреть на недостроенную башню – двойника Вавилонской, протянувшуюся вверх метров на шестьсот, но так и не завершенную. В нижнем ярусе башни жили тринадцать казненных ведьм, которые видели вещие сны. Лигул любил советоваться с ними, узнавая мнение предшествующих ему владык мрака. Обычно по одному и тому же случаю ведьмы видели сны разного содержания, и тогда Лигул выбирал из снов самый удобный для себя.
Если решение оказывалось для мрака удачным – ведьма получала в подарок бусы. Если ошибочным, Лигул заявлял, что ведьма утаила истинное мнение предшествующего владыки, наврала что-то свое и должна отправиться в Нижний Тартар, в кипяток.
Пузырились кислотные лужи. С болота дул затхлый ветерок. Мертвые деревья тянули черные ветви к слепому небу. На виселицах, не убранных со времени Кводнона, болтались скелеты. Они раскачивались и, щелкая зубами, умоляли всех послушать, где зарыт клад. Если кто-то по неопытности соглашался, скелеты осыпались костями и разрывали его в клочья.
Юноша ненадолго остановился у перил, глядя в овраг. В овраге недавно доставленный с Лысой Горы Потрошило доедал Синего Слизня. Юноша терпеливо наблюдал. Внезапно Потрошило дико заорал и схватился за живот: Синий Слизень сам стал пожирать его изнутри. Молодой человек, ожидавший чего-то подобного, удовлетворенно кивнул и толкнул дверь Канцелярии.
Тартарианцы ему не мешали. Они еще прежде наметанным глазом заметили напротив сердца юноши небольшую серебряную руну – знак особого благоволения Лигула.
Сотни младших канцеляристов, сидевших в ряд за длинным, уходящим в бесконечность столом, перестали скрипеть перьями, подняли головы и уставились на мешок в руках у юноши. У крайнего опрокинулась чернильница, кровью залив пергамент. Другому в открытый рот залетела муха, и он проглотил ее ловко и неуловимо, чтобы не дать соседям повода к насмешке. Такого рода казусы, вроде залетевшей в рот мухи, помнятся в Канцелярии, где нет никаких происшествий, очень долго, лет по четыреста.
Юноша шел вдоль стола к видневшемуся в отдалении кабинету Лигула, слыша опережающий его шепот:
– Человек! Живой человек в Тартаре!. |