Но у меня имелся еще один вопрос, задавать который мне не хотелось, но он все-таки сам из меня выскочил:

– У нас неприятности, да?

На сей раз, он действительно улыбнулся. Темно, сочно и опасно.

– Ты находишь?

– Мне говорили, что я сообразительна.

– Я надеюсь, тебя также считали удачливой.

– Должно быть, – пробормотала я, – иначе как объяснить, что ты рядом?

Карие глаза открылись, изучали меня в течение нескольких секунд, а затем ресницы снова опустились. Он так же мягко произнес:

– Молись, чтобы тебе не пришлось это проверять.

Автомобилю не требовалось горючее, и я обнаружила, что не нуждаюсь во сне – по крайней мере, мне не хотелось спать уже больше суток. Мы промчались мимо Талсу, выскочили на шоссе 1-70, ведущее к Чикаго, объехали Колумбус и, наконец, оказались на главной магистрали Нью-Джерси. Дэвид спал. Я вела машину. Меня немного беспокоили такие проблемы простых смертных, как полицейские и дорожные сборы, но Дэвид сделал нас незаметными. Мы занимали место в пространстве, но, в некотором смысле, были невидимы.

Оказавшись в плотном потоке пригородного движения, я обнаружила, что это не такое, уж преимущество. После того, как я раз десять едва уклонилась от столкновения, я выдернула Мону к краю дороги, помятую, с кашляющим двигателем. На металле остались следы – Мона была не волшебной машиной, а старым добрым автомобилем промышленного производства. Ну, хорошо, самым быстрым из когда-либо созданных автомобилей, с двигателем в 7990 кубических сантиметров, 6000 оборотов в минуту, развивающей скорость более 260 миль в час. Но не волшебной. И я сильно ее ударила.

Я опустила окно, вдохнула городского воздуха, наполненного маслянистым привкусом выхлопов, и наблюдала, как солнце поднимается над деревьями. В этом было что-то магическое – второе утро моей новой жизни. Солнце было прекрасно. Живой золотистый огонь в небе, распускающий лучи в насыщенной чистой голубизне. Никаких облаков. Я чувствовала потенциальные возможности для их появления – частицы пыли и других загрязнений, лениво висящие в воздухе, положительно и отрицательно заряженные, постоянно сталкивались друг с другом. Однажды обстоятельства сложатся так, что эти частицы получат сходный заряд и начнут притягивать микроскопические капельки влаги. Влажность растет, формируются капли дождя, собираются облака. В какой-то момент капли становятся слишком тяжелыми для того, чтобы висеть в воздухе, и падают. Простая физика. И все же было что-то притягательное, магическое в этом, примерно так же, как в том, что слияние двух клеток ведет к рождению людей, умеющих ходить, говорить, мечтать.

Я смотрела, как реактивный самолет, направляясь на запад, оставлял затейливый след на чистом голубом небе, и открывалась новым ощущениям.

Не было предела тому, что я могла бы узнать, если бы захотела… я могла коснуться самолета, его холодного серебристого покрытия, людей внутри, со всеми их страхами, раздражением, скукой, тайными желаниями…

Я сделала глубокий вдох и сладко потянулась – мое тело все еще обладало человеческими чувствами, даже если не уставало, не нуждалось в еде и не испытывало потребности в ванне – и повернулась к Дэвиду.

Он уже проснулся и сейчас наблюдал за мной. Теперь его глаза не были карими, они напоминали освещенную солнцем медь, испещренную золотом – совершенно нечеловеческие. Он казался воплощенной мечтой, слишком красивым для того, чтобы быть настоящим.

Машина вздрогнула, когда мимо пронеслось три крупнотоннажных грузовика, создав сильный порыв ветра – грубое напоминание о реальности.

– Что теперь? – спросила я, ожидая не только указаний относительно дальнейшего пути, и Дэвид знал это.

Он повернулся и взял мою руку, некоторое время смотрел на нее, потом погладил большой палец, заставляя тепло и свет струиться по моим суставам.