Я не видел причин, по которым корабль не должен был задействовать всю силу, имеющуюся в его распоряжении.
— Однако я разговаривал с другими офицерами, и они поведали мне, что обстановка складывалась неблагоприятной. Мы столкнулись с четырьмя отдельными ударными группами противника, и, атаковав все, скорее всего бы истратили весь боезапас.
— Поэтому я предпочел, чтобы одна ракета сделала работу нескольких.
— Да, мы заметили, — сказал Золкин.
— Мне хорошо известно ваше мнение по этому вопросу, доктор, — резко ответил Карпов.
— Хватит, — сказал Вольский. — Что сделано, то сделано. Карпов понимает, что он сделал и почему. Он просил дать ему шанс искупить свою вину, и он это сделал.
Карпов приподнял подбородок.
— Благодарю вас, товарищ адмирал. Хотя я считаю, что мы способны победить обычными средствами, я также обязан напомнить, что на крайний случай у нас остается ядерный вариант.
— Я прекрасно понимаю это, Карпов, но подобные соображения — слишком холодная логика. Она предполагает, что мы сохраним боекомплект ценой сотен, если не тысяч людских жизней. Поверьте, эта мысль мне не по душе. Итак, я хочу знать, как этот адмирал Тови будет вести бой, если дойдет до этого.
— Он будет цепким и напористым, товарищ адмирал. По моей оценке, он сочтет неблагоприятной обстановку этим вечером и захочет перенести бой на завтрашнее утро. Мы встретимся перед закатом, когда его корабли будут сильно выделяться на фоне заходящего солнца.
— Не вижу разницы, — сказал Вольский. — Мы будем видеть их не менее хорошо и в полночь.
— Так точно, но ведь он этого не знает. Он будет мыслить как человек своей эпохи. Если бы дальность действия нашего оружия была бы столь же ограничена как и его собственная, я не думаю, что он стал бы колебаться и вступил бы в бой немедленно. Однако я полагаю, что он сделал определенные выводы из случившегося в Северной Атлантике. Он полагает, что мы больше похожи в бою на авианосец, чем на линкор. Он знает, что мы способны видеть и поражать его корабли на огромной дистанции, и это дает нам огромное преимущество. Ключом к борьбе с мощным авианосцем противника всегда является собственная воздушная мощь, но наши ЗРК обесценивают этот вариант. Каждая попытка авиации атаковать нас оканчивалась тем, что мы рвали их на части. Следовательно, если он атакует нас авиацией, это будет лишь попыткой отвлечь наше внимание.
— Вы согласны, Карпов?
— Так точно. На данный момент их авиация меня не беспокоит. По крайней мере, в нынешних обстоятельствах. У нас достаточно зенитных ракет.
— Тогда как бы вы атаковали серьезный авианосец, капитан? Как бы нейтрализовали его воздушную мощь?
— Сформировал бы мощный ударный наряд, восемь, возможно шестнадцать или более ракет.
— А в условиях, в которых находятся британцы?
— Им следовало бы выставить больше целей, чем мы могли бы нейтрализовать, — Карпову не нравилось направление дискуссии.
— Сколько у них может быть самолетов, Федоров?
— Сорок-пятьдесят в Гибралтаре, двадцать четыре на авианосце Флота Метрополии. Мы нанесли тяжелые потери авиагруппам Соединения «Z», но они могут располагать еще двадцатью-тридцатью самолетами. Это, в основном, истребители, но они способны нести бомбы.
— В основном истребители… Мы все видели, что случилось, когда один из них оказался слишком близко. Я еще не забыл, почему провел последние три для в компании Золкина. Этого достаточно, чтобы израсходовать наш боезапас. Мне не нравиться то, что я слышу, товарищи офицеры. Что насчет надводных кораблей противника?
— После того, что случилось с американцами, адмирал Тови будет опасаться концентрировать свои силы в любое подобие единой боевой группы, — сказал Федоров. |