— Верно. Но все мы видели результаты, капитан, и это никого не обрадовало. Мы попали в ад, в то, что ближе всего к этому слову в пределах человеческого понимания. Мы все попадем туда в свое время, — улыбнулся он. — Но у меня совершенно нет желания возвращаться туда.

— Но именно это нам и предстоит, направимся мы на запад или на восток, — сказал Карпов. — Нам придется пройти через огненные врата — будь то Мессина, Бонифачо, Босфор или Гибралтар. Путь на запад означает 1 800 миль опасного пути и крупное сражение в конце.

— Кто-либо считает, что мы можем победить?

— Разумеется, хотя многое будет зависеть от нашего боезапаса к тому моменту. Прошу не воспринимать мои слова как упрек, но я должен сказать, что там, куда мы направляемся, нет непотопляемых авианосцев. — Он указал пальцем на стол, подчеркивая свою точку зрения. — У нас есть средства уничтожить как Мальту, так и Гибралтар, стереть всю их воздушную мощь с карты одним ударом. И если у нас остаются силы продолжать обсуждение, то я должен также добавить, что уничтожив любую из этих баз, мы можем повлиять на исход войны, в особенности сейчас, в августе 1942. Потеря Мальты либо Гибралтара серьезно склонит баланс сил в Северной Африке в пользу немцев. В конечном итоге, они могут не победить, но у них будет серьезный шанс занять Александрию или даже прорваться к Суэцкому каналу. Это могло бы лишить Британию возможности вести войну на суше, по крайней мере, на какое-то время.

Федоров понимал, что любое подобное направление мысли к конечном итоге вело к использованию ядерного оружия для нанесения решающего удара и изменения хода войны, по крайней мере, в понимании Карпова. Он опасался вступать с капитаном в дискуссию, но не удивился жесткой линии с его стороны. Он взглянул на Вольского, интересуясь, есть ли у адмирала какие-либо соображения, а затем заговорил, напомнив про еще одно обстоятельство.

— А что насчет операции «Факел»? Американцы планируют высадку в Северной Африке 8 ноября. Если Роммелю удастся отбросить британцев в Суэц, в его тылу все равно окажется американская армия. Не вызывает сомнений, что потеря Мальты — и, разумеется, Гибралтара — может возыметь значительные последствия, но Союзники будут в целом придерживаться плана высадиться в Касабланке, Оране и Алжире и начать продвигаться на восток.

— Об этом можно гадать весь день, — ответил Карпов. — Я не говорю, что вы ошибаетесь, Федоров, но без Мальты и Гибралтара страны Оси легко представят Роммелю все, что ему нужно, в то время как их собственные линии снабжения растянутся на многие тысячи кишащих подлодками миль вокруг Африки. Вы предполагаете, что Роммелю придется одолеть и американцев?

— Вероятно, капитан.

— Но как мы можем знать наверняка? — Адмирал указал на реальную проблему. — Это дилемма для нас, когда мы говорим о решительном вмешательстве. Но на самом деле мы совершенно не знаем, что может случиться с историей, и, как мы все видели, все может стать намного хуже.

— Я согласен, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Давайте оставим эту дискуссию и подумаем о более непосредственной потребности — а именно выживании. Уничтожив Мальту, Гибралтар или разгромив 6-ю армию, мы, безусловно, окажем масштабное влияние на ход войны. Но разве мы увидели недостаточно смертей и разрушений в этом походе?

Золкин внимательно следил за ходом дискуссии. Он не был военным человеком, и потому не вполне понимал все, о чем говорили Карпов и Федоров. Вместо этого он следил за всеми, оценивая их эмоции и анализируя происходящее на другом уровне. Теперь он вмешался с резким замечанием, которое изменило тон дискуссии.

— Все вы обсуждаете то, что мы можем сделать, что мы способны сделать, какие последствия это может возыметь… Но никто не говорит о том, следует ли нам это делать… — Роль какого-то морального соображения в его словах была очевидна.